Еду у нас просто вырвали из рук. После жадного осмотра все передали Рике – это же только ингредиенты, и с ними нужно что-то делать.

– Я есть хочу! – сказала Иветта.

– Кому ты жалуешься? Мне? Это же не чертов летний лагерь или тому подобное. Я не получала денег от ваших родителей, чтобы покупать вам молочную кашку на ночь.

– Но ты же у нас главная! Если б рулила я, нам бы не пришлось мучиться от голода.

Я легонько толкнула Рику локтем в бок и прошептала:

– Что тут у вас происходит?

– Да Чероки опять носило неизвестно где пару часов. Иветта переволновалась.

Потом начался дождь. Весь вечер над нами висели облака, и вот наконец лентяйка встала с постели и начала выжимать мокрые простыни госпожи Метелицы[5]. Дождь в лесу гораздо громче, чем в городе. Капли стучат по каждому листу – над нами, рядом с нами. Вокруг все шелестит, шумит. Все громче и громче. Бесконечно свежий шум…

Я долго думала, как помещусь в туннель с таким большим страхом в голове, диаметром больше пяти метров. Но в конце концов внутрь меня внесло потоками дождя. Я влилась туда, проскользнув между девочками и собаками, поднырнув под бусами Инкен, – и вот я в туннеле. Пара девочек подстраховали Кайтека, чтобы, спускаясь, он не свалился с мокрого ствола. Он лег у самого входа.

Рика с горелкой села тоже рядом со входом готовить, и на то, что я не стала проходить вглубь, никто внимания не обращал. Сзади по всем углам шмыгали лучи фонариков. Девчонки обустраивались, раскладывали вещи. Бея простучала кусок каменной стены.

– Стенка очень тонкая, – сказала она. – Если нам тут станет тесно, можно открыть ход туда.

Дождь шлепал по нашему козырьку – оголенным корням, – капли падали к нам вниз.

Бея подошла ко мне, присела рядом и прошептала:

– И?

Она могла иметь в виду только одно: разговаривала ли Аннушка с кем-нибудь. Я покачала головой.

– Точно?

– Я все время была рядом.

Бея кивнула и отошла.

Я почувствовала такую гордость и радость, что чуть не упала.

– Полента, полента, полента, – бормотала Рика, сортируя продукты. – Они что, ее из ассортимента исключают? Почему они ее столько выкидывают? Я думаю, – Рика улыбнулась, – я полагаю, – она озорно посмотрела на нас, – мне придется готовить поленту.

Я рассмеялась. Кайтек поднял голову. Я погладила его по тощей шее, по ушам летучей мыши.

Я прислушивалась к дождю снаружи, прислушивалась к туннелю сзади. Прислушивалась к себе.

– Покажи-ка, – сказала я и стала перебирать упаковки поленты. Срок годности истекал только через три недели. Я начала соображать. Я не помнила точно, куда кинула желтую обертку от шоколадки, но была уверена на все сто, могла бы поспорить на своего пса, что и у нее срок годности не истек. Значит, Аннушка в первый контейнерный поход была где-то еще, а не только у мусорных пакетов…

Сейчас могли бы настать хорошие дни. Солнце светило без устали. Лес благоухал и потрескивал. Только вот – к сожалению, к большому сожалению, как сказала бы Инкен, – все наши разговоры вели прямиком на маленький заводик по производству ссор. Там из пустопорожнего ничего и напряжения производят ссоры, и там же их шлифуют. При недостатке сахара и разнице в характерах процесс идет быстрее.

Темы, из которых маленький ссорный заводик выдавал продукцию на-гора:

Кто запер нас в умывалке?

Нужно ли строить систему опор в туннеле?

Нужно ли дежурить по ночам?

Буквально на следующий день после дождя одна неосторожная фраза – и на ссорном заводике чуть ли не взрывались котлы.

Фрайгунда начала бичевать ценности Иветты, Рика пошутила над Фрайгундой, Антония засмеялась, прикрывая рот рукой, Иветта не поняла шутки, Рика пошутила еще и на эту тему, Антония засмеялась, прикрываясь уже двумя руками, Бея наорала на Антонию, Антония испуганно сжалась и замолчала, Аннушка нервно покачала головой, я, подумав, тоже решила покачать головой (именно так я к этому и относилась), Иветта сказала что-то едкое – говорили многие и много, одновременно и наперебой.

Если поначалу цепная реакция довольствовалась тем, что сталкивала мелкие частички с мелкими, то теперь части стали больше и со всей силой бились о еще более крупные.

Собаки начали лаять.

Фрайгунда зарычала на собак.

Антония сказала что-то типа «если хотите продолжать эту фигню, то без меня», вскочила и убежала…

На краю воронки показался длинноволосый мужчина. Мы разом замолчали.

– Я Ганс, – сказал он. – Привет!

Мы тоже сказали «привет».

– Ты местный лесник? – спросила Рика.

– Нет, я Ганс, – повторил мужчина. У него были длинные светлые локоны и еще пара штучек, от которых бы не отказалась ни одна современная принцесса. Цепочка на шее. Браслет на руке. Фиолетовая толстовка с капюшоном и с принтом в виде мышки. У мышки были золотые наушники. На нем были большие овальные очки в белой оправе. Глаза за ними казались странно далекими и пустыми. Как будто за ними дыра.

Я думаю, мы все быстро сообразили. Самое позднее – когда он еще раз сказал, что он Ганс, в ответ на вопрос Аннушки, не специалист ли он по грибам. Она тут же начала врать: якобы у нас поход в связи со школьным проектом, будем заниматься грибами, учительница сказала, что здесь у нас будет встреча со специалистом по грибам.

– Грибы, да? – переспросил Ганс. – Вы еще слишком малы для этого. Руки прочь от ядовитых! Они плохие.

– Хорошо, – сказала Бея. – Окей. То есть спасибо.

– Окей, – повторил он и улыбнулся. – И не надо так ссориться. Вы ж так испортите себе всю чудесную игру!

Мы еще раз дружно сказали «окей».

Ганс махнул нам большой рукой и пошел прочь. А потом обернулся:

– А-а, да. Я еще мальчиков из вашего класса видел. Они там, сзади. – Он показал примерно в направлении дороги. И ушел.

– Вау, а Ганс-то у нас прям из самых сообразительных, – кивнула Иветта.

– Да-да, соображает не быстрее улитки, – сказала Рика.

Аннушка рассказала нам, что Ганс – городской дурачок. Они таких тут чушеносами называют.

Мы заулыбались. Даже Фрайгунда, насколько могла. Боже! У нее были самые ужасные девчоночьи зубы, какие я видела в жизни. Наверное, ей действительно лучше завешивать лицо волосами. Нехорошо так думать, но что поделать с мыслями? Они такие быстрые.

Нашей ссоры как не бывало. Если повезет и каждый раз, когда мы будем ссориться, к нам будет заглядывать Ганс, у нас снова воцарится мир. И о чем вообще был сыр-бор?