– Вот я и встревожилась тогда. Не понравилось мне то, что Боря рассказал. Велела ему больше с этими ребятами не играть. А только как проконтролируешь? Была бы я все время дома, небось уследила бы за ним. А так я на работу, а Боря в школу, а после школы со своей компанией. Потом и вовсе в школу перестал ходить. Учителя мне стали звонить, жаловаться, выгнать Борю угрожали. Может, и выгнали бы, да не успели. Авария случилась.

– И как Боря попал в аварию?

– Самосвал на него наехал. Как мне рассказывали, ребята дурачились, проезжую часть туда-сюда перебегали. Все ребята ничего, успевали из-под колес увернуться. А мой Боренька то ли замешкался, то ли что… В общем, самосвал его всем своим весом смял.

– Какой ужас!

– Когда я фотографии с места аварии увидела, то в обморок упала. Думала, что все, мертвый мой сыночек. А он нет, жив остался. Руки и ноги ему поправили. А вот голова… С головой все плохо было. Но зато после выздоровления Бориса никто выгнать из школы не смел. Жалели его. Домой к нему учителя даже ходили. Ничего не скажу, отнеслись к нам по-человечески. И особенное спасибо этому американцу… Как же его имя, сейчас уже и не вспомню. А ведь он, считай, Бореньке вторую жизнь подарил. Если бы не он, не видать моему мальчику операции, которая его снова на ноги поставила. Хоть и не смог он стать прежним, а все же ходить заново научился. И школу пусть и с задержкой, но все же окончил.

– Что за американец?

– Вот забыла я его имя! Голова дырявая! То ли мистер Смит, то ли мистер Питер. Нет, не помню я. Какое-то очень простое и короткое имя у него было.

– И откуда он взялся?

– А он в той больнице подходящих детишек себе присматривал.

– Для усыновления?

– Нет, зачем! – испугалась Ольга Семеновна. – Я бы нипочем своего Бориску не отдала чужим людям. Даже если бы они пообещали его вылечить. Дома-то при родной матери и смерть красна. Пусть бы со мной до самого конца оставался.

Катя с такой позицией была в корне не согласна. Сдавалось ей, что попахивала она материнским эгоизмом. Пусть больной будет сын, пусть мучается, но только чтобы вместе со мной. И я сама буду мучиться. А чужим, чтобы они сыну моему помогли, не дам. Мой он! Чего тут было больше, самопожертвования или глупости, Катя сказать не бралась.

– Я бы Бореньку никому не отдала. Но это и не потребовалось. Этот мистер Стен… О! Вспомнила, как его звали! Стен! Так вот, мистер Стен подыскивал детишек, чтобы им помогать. Чем уж ему мой Боренька приглянулся, я не знаю. Но только мистер Стен в рамках какой-то там совместной программы добился, чтобы Боре сделали нужную операцию. В СССР врачи таких операций то ли не могли делать, то ли слишком дорого государству такое было, а вот американец этот со своими деньгами все проблемы решил. И клинику под нее создал. И сам же оборудование для нее привез. И врачей обучил.

– Тоже сам?

Катя не скрывала иронии. Сказочки про добрых дядь иностранцев надоели ей до жути.

Но Ольга Семеновна так увлеклась, что снова ничего не заметила и ответила вполне серьезно:

– Нет, операцию мистер Стен делать сам не мог. Он же не врач. Он бизнесом занимался. И благотворительностью. Но наши врачи на стажировку в Америку за его деньги летали. Их там научили, как все нужно сделать. Потом главного вместе с ними прислали, чтобы он их курировал. И они под его руководством несколько операций сделали, в том числе и моему Борису голову прооперировали.

– А что с ним было?

– Как я поняла, после аварии, в которую угодил мальчик, у него в мозгу образовался сгусток крови, который затем начал уплотняться, разрастаться и одновременно срастаться своими тканями с мозговой оболочкой. Эдакий паразит поселился в голове у моего мальчика и не позволял ему ни двигаться нормально, ни говорить. Даже есть в ту пору моему Бориске было трудно, через трубочку ребенка кормили. И состояние все ухудшалось. Не на месяцы, а на недели уже счет шел. Если бы не этот мистер Стен, не было бы у меня сейчас Бориски.

Но тут Ольга Семеновна вспомнила, что Бориски у нее и так нет, и зарыдала. Катя за это время успела основательно задремать. И когда Ольга Семеновна своим голосом ее снова разбудила, была очень недовольна. Но Ольгу Семеновну потянуло устроить вечер воспоминаний. И она не очень-то церемонилась с желаниями самой Кати. Все-таки мать и сын были удивительно похожи друг на друга в своем эгоизме, не без раздражения подумала про себя Катя.

Она уже предприняла несколько попыток заставить Ольгу Семеновну успокоиться, но та ее не слушала. И Катя поняла, что Ольга Семеновна не замолчит, пока не выскажется до конца.

– Так вот, когда Бореньке вскрыли голову, то выяснилось, что опухоль уже и в кость успела прорасти. И каким-то образом размягчила ее. Уникальный случай, врачи такого и не видели раньше. Но они все удалили, а вместо той части черепа, которую они удалили вместе с больной тканью, они поставили Бореньке пластинку.

– Пластинку, – машинально повторила Катя. – Из титана?

– Нет, тогда наши хирурги платину в медицине применяли. Из нее пластинку и поставили.

– Вот как.

Катя задумалась. Кто-то еще рассказывал ей об этом оригинальном применении одного из самых дорогих металлов на планете. Но, впрочем, таким дорогим металлом платина стала не сразу. В девятнадцатом веке ее стоимость на мировых торговых биржах была настолько мизерной, что рудники по всей России с богатейшими запасами этого металла в своих недрах просто разорялись, и их за гроши скупали англичане. После того как почти вся добыча платины из богатейших месторождений сосредоточилась в руках империалистов, как вы сами понимаете, цена на платину в мире вдруг удивительным образом быстро начала расти. Все вдруг поняли, какая это замечательная штука – платина. Цена на нее все росла и росла, а иностранные хозяева шахт в России все богатели и богатели. И так было вплоть до двадцатого века, когда платиновые рудники перешли в руки советской власти. Иностранные компании потеряли доступ в свои рудники, и каким-то непостижимым образом цена на платину в мире снова стала падать. Просто удивительное дело.

Но так как в Советском Союзе платины было много, покупать ее особо никто не рвался, а наши ученые прекрасно сознавали ее уникальные свойства, то этот металл применялся в авиационной и космической промышленности, а также изредка ее использовали в медицине. Видимо, Бориске повезло разжиться платиновым протезом еще в те времена, когда это стоило не так чтобы очень уж дорого.

– А что было потом?

– Бориску из больницы выписали, когда он мог уже сам ходить и разговаривать. Врачи сразу мне сказали, что полностью двигательные функции никогда уже не восстановятся. Не быть Бореньке спортсменом или даже просто физически здоровым человеком. Но группу инвалидности ему дали вторую, с такой вполне можно жить.

– А платиновую пластинку чем потом заменили?

– Да ничем. Та клиника, которую господин Стен организовал, недолго просуществовала. Два года они нас консультировали только. А на третий год я позвонила, чтобы записать Бореньку на прием, а мне сказали, что там теперь находится какая-то фирма, которая торгует лесом. И про американский центр они ничего не знают.