И пока Марк не сказал чего лишнего, сбрасываю звонок. Карина и я остаёмся снова один на один посреди коридора.

На ней больше нет лица. Вся ее спесь теряется. Но пустые глаза Карины смотрят на меня с чёрной ненавистью.

— Я тебя уничтожу, — шепчет она.

Не знаю, можно ли назвать мой цирк со звонком местью. Ее обычно называют сладкой, а ко мне подкатывает лишь нетерпимая тошнота. Игнорирую слова Карины и просто огибаю ее, оставляя застывшее тело в модном луке на месте.

Направляясь к ближайшей уборной на этаже, я осознаю, что походу не отличаюсь от этой невменяемой ни умом, ни сообразительностью.

Ведь я только что сотворила какую-то дичь...

Для меня никогда не было тайной, к какому касту общества относится чета Громовых, да и Марк не скрывал, кто его отец. Но я никогда не придавала этому значения. Была так погружена в свои чувства. в самого Марка, в нас. что было плевать на все остальное.

А теперь приходится придерживать нижнюю челюсть, которая так и хочет припасть к полу от вида шикарного особняка Громовых.

Забирая меня из больницы, Марк сразу предупредил, что мы приглашены на ужин в дом его отца.

— Ты идёшь? — Марк, уже успевший разуться и куда-то деть свою куртку, оставшись в черном спортивном костюме, нетерпеливо перекладывает ручки моей сумки из одной ладони в другую.

Киваю и разувшись, следую за ним через необъятную гостиную, попутно вертя головой по сторонам. В этом доме и интерьере нет привкуса дорого-богато. Лаконичная мебель строгих форм, не вычурный декор в виде нескольких картин, но в то же время размах светлых стен, необъятной высоты потолка и огромного настоящего камина заставляет завороженно осматриваться вокруг.

Прохожу за Марком по широкой лестнице, настороженно поглядывая на стеклянные перила.

— Это безопасно, — усмехается он, исподтишка наблюдая за мной.

— Здесь все такое. необычное, — провожу пальцем по краю перил.

— Все очень обычно. Внизу гостиная, за ней сразу столовая и кухня. А под лестницей проход в сауну и крытый бассейн. А здесь. — Марк проводит меня в широкий коридор с панорамными окнами в пол и останавливается возле одной из дверей, — моя комната.

Он проходит в неё первым, а я готовлюсь увидеть интерьер в стиле всего дома, но никак не ожидаю попасть в спальню мальчика-подростка.

Яркие плакаты комиксов, развешанные по стенам, неоновые лампы, похожие на клубные вывески, стеллаж с энциклопедиями и даже целый стенд с коллекцией маленьких гоночных машинок. Изумленно замираю посреди комнаты, не в силах соотнести всю обстановку с амплуа ее хозяина.

— У тебя точно нет младшего брата?

— Я не живу здесь, — со смехом поясняет Марк, ставя мою сумку на пол у кровати. — Родители развелись, когда мне было десять, и я появлялся у отца только на каникулах. Потом приехал учиться в универ, и мне предоставили отдельную квартиру, а с ремонтом никто не заморачивается. Нам сегодня придётся переночевать здесь. У отца ужин -понятие растяжимое, которое может начаться и в десять вечера, так что... — он поворачивается, разводит руками, и...

Мы просто смотрим друг на друга.

Я не могу отделаться от болезненного чувства, что все очень странно. Меня гипнотизирует человек, с которым вчера я подала заявление в загс. И вся эта нехитрая процедура прошла как-то нелепо. Мы больше смахивали на тех, кто пришел ставить точку в отношениях, а не скреплять союз двух любящих сердец. Сотрудник загса мило улыбалась нам, а я и Марк даже ни разу не пересеклись взглядами. Лишь единожды соприкоснулись пальцами, потянувшись к одной и той же шариковой ручке. Это прикосновение еще долго горело на моей коже ожогом... И еще где-то глубоко в груди.

А ведь мы не больше, чем чужие друг другу. И от этой мысли меня заполняет пустота. Во взгляде Марка читаю то же самое. Во тьме его глаз растерянность. Он даже не спросил, почему я так резко передумала. Да и как бы я призналась? «Знаешь, милый, меня просто взбесила эта наглая курва»? Хотя теперь я имею полное право заставить его вообще удалить ее номер к чертям.

В наше молчание встревает тихое «мяу» где-то у моих ног. Вздрагиваю и опускаю взгляд. Огромное, пушистое, белоснежное облако плюхается на мои ступни, внимательно рассматривая меня золотистыми глазами.

— Так вот ты какой Плюш, — это моя первая искренняя улыбка за день.

Наклоняюсь и поднимаю весьма увесистого британца на руки. Кот не сопротивляется, начиная тут же громко мурчать.

— Да. Этот меховой засранец любит спать на моей кровати, — усмехается Марк. — Особенно если я приезжаю переночевать к отцу.

— А сегодня он будет спать со мной, — чещу Плюша под мурчащей шеей.

— Это ещё почему?

Взглядываю на Марка так, чтобы смысл моих слов не нуждался в объяснении.

— Ты же принес мои вещи сюда, а значит на этой кровати буду спать я. Думаю, что в доме твоего отца найдутся свободные гостевые комнаты.

— А ничего, что мы подали заявление в загс? — Громов надменно хмыкает, запихивая ладони в карманы спортивных штанов.

— Что-то я не припомню в там пункт, что должна спать с тобой на одной плоскости.

Вижу по его хитро суживающимся глазам, что он хочет съязвить, и вызывающе выгибаю бровь. Ну, давай. Который раз это будет за день? Стотысячный?

Но Марк просто цокает языком. Не вынимая ладоней из карманов, проскальзывает мимо на выход из спальни.

— Как отец появится дома, я тебе сообщу, — бросает он через плечо, но потом все-таки останавливается у двери. Оборачивается и пронзительно заглядывается на кота в моих руках. — Плюш, кыс-кыс. Пошли.

А котейка все так же нежится и ластится к моим ладоням, мурча трактором. Даже не реагирует на призыв своего хозяина. И я посылаю Марку ехидную улыбку и взмах ресницами:

— Не такой уж ты тут и командир.

— Плюшевый предатель. Значит, украду его у тебя ночью, — обиженно и так по-детски фыркает Марк, прежде чем исчезнуть из комнаты.

Л Л Л

Марк оказывается прав. Понятие ужин у Громова старшего весьма своеобразное. Хозяин дома появляется уже после десяти вечера.

К этому времени я успеваю и принять душ, который оказался удобным дополнением к комнате Марка, и даже подремать под ласковое мурчание Плюша. Поглаживая британца в сладкой дреме, ловлю себя на мысли, что из этих двоих на фото, которое когда-то прислал мне Марк, реальным лапочкой оказался только кот.

Его же хозяин просто разорвал мне сердце. И продолжает делать это до сих пор...

Марк приглашает меня вниз на очень поздний ужин, когда стрелки часов перешагнули одиннадцать вечера. Даже не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы понять - он нервничает. Спускаясь за Марком по лестнице, достаточно взглянуть на напряженные мышцы шеи и каменные плечи, обтянутые серой футболкой. А я вот слабо осознаю до конца, что вообще делаю в этом шикарном доме.