Но воинственный настрой теряется. Рыжеволосая фигурка в пижаме, укрытая только светом уличного фонаря, слишком беспомощно свернулась калачиком, прижав к себе кота.

В груди зреет горячее, царапающееся желание просто молча смотреть.

Смотреть на длинные ноги в коротких шортах, худые руки, так крепко обнимающие белоснежный пушистый ком и огненный водопад локонов, разлившейся на подушке.

Сейчас на моей постели Лика выглядит как эпицентр уязвимости вселенной, который почему-то хочется прикрыть теплым пледом.

Крадущимися шагами подбираюсь к комоду, вытаскиваю оттуда покрывало и также плавно подбираюсь к спящей Лике.

— Можешь не строить из себя заботливого. Кота я тебе не отдам, — слышу ее грозное бормотание.

Так и застываю, склонившись над кроватью с пледом в руках. Не спит, значит. И я спалился как дебил. Не проходит и секунды, как от этой ауры уязвимости остается лишь мираж. Морщусь и кожей ощущаю, как Лика снова выпускает свои шипы.

Как же все это мне осточертело! По горло!

Бросаю покрывало на кровать, обхватываю голые щиколотки Лики ладонями и отодвигаю в сторону, освобождая себе место.

— Тебе самой не надоело, а? Общаться так, — внаглую заваливаюсь поперек своей кровати.

Недовольно фыркнув, Лика дергает ногами, освободив их от моих рук.

— А что не так?

— Мы постоянно грыземся, — укладываюсь в ее ногах на бок и, подперев рукой голову, через полумрак всматриваюсь в точеный профиль Лики.

Света, проникающего в спальню с улицы, хватает, чтобы заметить ее апатичный взгляд куда-то вглубь комнаты.

— Ну... так бывает, когда два человека вынуждены находится рядом.

Ее слова как репейник. Прилетают в меня и цепляются своими колючками.

— То есть ты прямо-таки вынуждена? Через силу? — хмыкаю я.

— А ты как будто нет? — Лика продолжает ерничать и как ни в чем не бывало наглаживать Плюша.

— Я тебе уже говорил, что хочу поступить правильно.

— Ты поступаешь, как хочет твой отец. И походу это твой не первый косяк, раз он так настойчив. Кто знает, — она насмешливо дергает плечом, — может, я не первая залетевшая от тебя? Непросто он тебя прессует.

Закатываю глаза. Надо же. И психоанализ по мне подоспел. А главное, с грамотными намеками на нехорошую, сложную правду. Но вести беседы об отце я не собираюсь. Лику это не должно коснуться. По крайней мере, сейчас. Поэтому расслабленно ляпаю языком, что приходит в голову:

— Ты первая и единственная с кем я не предохранялся. — И это истина.

— О, это так неожиданно приятно быть первой и единственной, — рвано и громко шипит Лика.

Повернувшись на спину, она резко подрывается, пытаясь сесть. И я быстро пресекаю ее намерения слинять с кровати. Одним ловким движением рук, блокирую стройные ножки, прижав их к матрасу.

— Офигел? — беспомощно рычит рыжая.

Но я держу ее так крепко, что только и остается извиваться у меня в тисках. Хватает всего одной моей руки, чтобы обездвижить Лику и не дать сбежать.

— Если я так противен тебе, все, что происходит вокруг - противно, то зачем? — повышаю на девчонку голос. — Зачем соглашаешься?

— Твоя семья богата и при власти, — не задумываясь, зло цедит Лика, уставившись взглядом в потолок. — Ребёнок твой, а значит, будет иметь к этому отношение. Да и

девочки в универе изойдутся от зависти, когда узнают, чьей женой я стала. Все идеально, чтобы выйти замуж по расчёту.

Я не вижу ее лица, не вижу, что застилает ей глаза. Хватает голоса. Насквозь пропитанного желанием жалить. А в словах целый ворох злобы. И это тошно до омерзения.

Лика поднимает во мне шторм. Я не знаю чего хочется больше. Наорать на нее за каждый едкий выпад? Или сжать в своих руках так, чтобы в обиженной рыжей голове больше и не было места таким наитупейшим мыслям?

Я не верю ни одному сказанному слову.

Сцепив зубы, делаю глубокий вдох-выдох и продолжаю лежать поперек кровати в ногах у Лики, держа их руками. Хочет вывести меня из себя. Да хрен там.

— Брак по расчету, значит. Меня устраивает. Отлично. Не нужно притворяться и выдавливать из себя нежность.

— Пре-кра-сно! — цинично выдает она и, вытянув руки вверх, театрально хлопает ладонями. — А когда мне все надоест, то я с тобой разведусь.

— Ну-у, — язвительно улыбаюсь сам себе, — это если я захочу дать тебе развод.

Хрупкий силуэт рук Лики на мгновения зависает в темноте, а потом безвольно стекает вниз, пряча под собой ее лицо.

— Громов, какой же ты... — по комнате разлетается тоскливый выдох.

— Ненавидишь меня, Рыжик, да?

Залипаю в нее взглядом. Вижу и слышу ее неровное, тяжелое дыхание. Давай уже. Говори как есть. Сделай меня окончательно поганой сволочью и сравняй с плинтусом.

— Хуже. — едва слышно шепчет Лика и, убрав руки от лица, рывком тянет на себя покрывало, придавленное мной.

Насколько хватает ее сил, она выдергивает из-под меня его небольшую часть и натягивает по шею, снова сворачиваясь калачиком. Теперь я вижу только ее рыжую макушку.

А Плюш, недовольно мяукнув пару раз, все-таки спрыгивает с кровати. С горькой усмешкой утыкаюсь в нее лбом. Да уж. Офигительно. Мы настолько противны со стороны, что заколебали даже пушистого засранца.

Сейчас я и Лика - это чёрт-те что и сбоку бантик.

На меня одним разом наваливается усталость с бессилием. Я задолбался. Не хочу больше двигаться и говорить. И Лика замолкает тоже.

Я так и отъезжаю в сон, лёжа в её ногах и обнимая их руками.

Когда, блин, между нами хоть что-то изменится?

— В смысле мне нельзя выйти? — поставив руки в бока, протыкаю взглядом квадратноголовый шкаф, ряженый во все черное.

— Не положено, — поправив наушник за ухом, басит то ли Толя, то ли Коля.

Боря, Вася - не имеет значения. Вся охрана в доме на одно лицо. И говорит одно и то же: «да», «нет», «не положено».

Именно по этой причине уже минут десять торчу у ворот, пытаясь устроить себе небольшую прогулку за двором. Потому что за прошедшую неделю я истоптала весь газон и все невиданные тропинки на территории особняка Громовых. Выучила каждый кустарник и ёлочку.

— Я просто пройдусь по улице туда и обратно — теряю самообладание, повышая голос.

— Можно?

— Нет. Разрешения от Виктора Петровича выпускать вас одну за территорию дома не поступало. В отсутствие Марка Викторовича вы можете взять с собой кого-то из охраны для прогулки.

Зарычав от досады, топаю ногой по тротуару и, развернувшись на каблуках ботинок, стремительно возвращаюсь в дом. Скинув обувь и куртку в прихожей, вихрем пролетаю ступеньки на второй этаж и, как всегда, прячусь в комнате Марка. Прямо в джинсах и свитере заваливаюсь на кровать, в обнимку с Плюшем.