сильное влияние оказал стиль этого памятника высокой культовой поэзии на его синтаксис. И на этом уровне неразрывно сплетены факты, принадлежащие консервативной архаичной системе, и тенденции, определяемые суггестивным стилем иератической поэзии.

К числу древних особенностей следует отнести широкое использование модальных частиц, ударных и энклитик, которые употребляются с эмфатическим значением, относясь к одному слову или ко всему предложению, а также служат союзами, втягивая в сферу своего влияния и отдельные местоименные формы, и наречия-префиксы.

Другим важным фактором, организующим ведийское предложение, простое и сложное, является его ударение, реализуемое в рамках стихотворных строк — над. Есть грамматические формы, которые в начале пады, т. е. в акцентно отмеченной позиции, бывают всегда ударными, например, звательная форма имени и личная форма глагола. В то же время глагол-сказуемое в самостоятельном предложении нейтрального стиля бывает безударным (он стоит в конце), т. е. трактуется как энклитика, в придаточном же предложении он находится под ударением.

Например: â haryatô yajatâh sänv asthäd / äbhüd и vipro havyo matinäm (111, 5, 3) «Желанный, достойный жертв взошел на вершину. Должен быть призываем теперь вдохновенный в молитвах»; yah prthivtm vyâthamânâm âdrmhad ...sa janâsa îndrah (II, 12, 2) «Кто укрепил колеблющуюся землю, тот, о люди, Индра».

Порядок слов в языке РВ весьма свободный, так как в этом языке с сильно развитой флексией каждая форма несет достаточную грамматическую информацию о себе. При этом прослеживаются и определенные тенденции в построении предложения, характеризуемого конечным местом сказуемого, начальным положением частиц и проч. Для многих же синтаксических особенностей РВ следует искать объяснения в стиле этого памятника.

Стиль РВ

Стиль РВ раскрывается в наиболее существенных своих чертах, если его описывать, исходя из коммуникативной функции этого памятника. Ситуацию, в которой создавался этот культовый памятник, удобно рассматривать как частный случай общей коммуникативной ситуации: адресат — адресант — сообщение (по Р. О. Якобсону), в которой адресатом является божество или какой-либо мифологический персонаж, адресантом — адепт божества поэт-риши, слагатель гимна, а сообщением — текст самого гимна, с помощью которого адепт стремится воздействовать на божество. Этой цели было посвящено все: и содержание, и форма гимна — в ней и следует искать объяснения его стилистических особенностей.

Гимн наряду с жертвоприношением считался одним из основных средств воздействия на божество. Чтобы понравиться божеству, он должен был изготавливаться искусно. По выражениям, встречающимся в гимнах, риши ткали его, как драгоценную ткань, вытачивали, как плотник изукрашенную колесницу. Они срабатывали свои гимны по высоким образцам, запечатленным в творчестве «прежних риши», родоначальников, основателей жреческих родов, и предков, принадлежавших к этим родам. Творчество «прежних риши» считалось недосягаемым, и в противопоставлении: прежние риши — теперешние, предпочтение всегда безусловно отдавалось первым, в результате чего для теперешних риши оставалось только одно — стремиться подражать творчеству прежних.

Так выглядит решение проблемы соотношения канона и индивидуального творчества в изложении самих риши. К этому следует добавить еще одну особенность. Судя по всему, «теперешние риши» не создавали сами новых мифологических сюжетов. Число этих сюжетов в РВ, как уже говорилось, весьма ограничено. В центре находятся два основных сюжета, имеющих космогоническое прочтение: убийство Индрой змея-демона Вритры и освобождение Индрой (или другими мифологическими персонажами) коров из пещеры Вала, спрятанных туда демонами Пани (исторически, возможно, два варианта разработки одного исходного сюжета). Эти два сюжета постоянно перепеваются из гимна в гимн, что объясняется приуроченностью древнего ядра памятника к новогоднему ритуалу (см. выше). Прочих сюжетов также совсем немного.

При таком положении дел в индивидуальном творчестве риши акцент должен был переноситься на разработку сюжетов, которые были хорошо известны их аудитории. Нельзя забывать, что гимны создавались избранными для избранных. Сюжеты, передававшиеся из поколения в поколение, были в равной мере известны и риши, и их аудитории. Таким образом, на долю «теперешних риши» приходилась лишь новая разработка старых сюжетов.

Здесь нужно напомнить еще об одной важной характеристике творческого метода авторов гимнов РВ. По представлениям того времени, знание риши было визуальным, оно открывалось им божеством в виде статичной картины (см. выше). Одна картина сменяла другую, и в смене этих откровений заключалось познание мира, кодируемое ведийским именем dhî f. «мысль, представление, взгляд; понятие; интуиция, познание, разум; знание, искусство; молитва», а также глаголом dhî «представлять себе, размышлять»[251]. Поэт назывался dhira «обладающим dhî, мудрым, одаренным». Поэты просили богов даровать им dhî. Благодаря dhî поэты становились посредниками между богами и людьми.

Эта общая концепция имеет непосредственное отношение к творческому методу поэтов РВ, которые, как правило, не излагали последовательно мифологических сюжетов РВ, а как бы приоткрывали завесу над картиной — упоминали определенный сюжет или бросали намек на него. В результате для современного исследователя РВ ряд сюжетов этого памятника так и остался неизвестным, если скупые намеки самого памятника не разъясняются подробнее в таких более поздних источниках, как, например, брахманы или эпос (см. выше с. 494).

Например, в гимнах, обращенных к Ашвинам, обычно упоминаются истории чудесных спасений разных людей, попавших в беду, этими богами, стремительно приходящими на помощь. Из гимна в гимн в этой связи упоминаются имена Бхуджью, сына Тугры, брошенного в океан; дряхлого Чьяваны, стремившегося вернуть себе молодость; Канвы, которому демоны-асуры замазали глаза, и др. Часть этих историй пересказывается в Шатапатха- и Джайминия-брахманах, другая так и остается нераскрытой — ср. гимн I, 112, где ряд неизвестных легенд такого рода обозначен лишь именами и отдельными деталями[252].

Наконец, ситуация почитания божества обусловливает и еще одну характерную особенность гимнов РВ, заключающуюся в том, что их текст нередко бывает соотнесен одновременно с двумя планами: мифологическим и ритуальным. Характер связи слова с денотатом может быть умышленно неоднозначным. В связи с этим далеко не всегда бывает ясно, в каком ключе следует интерпретировать тот или иной фрагмент или гимн.

Все эти общие соображения имеют самое непосредственное отношение к конкретным особенностям языка и стиля гимнов РВ, которые удобнее суммировать здесь, следуя принятому разделению на уровни описания языка.

Лексика РВ отличается многозначностью отдельных слов, с одной стороны, и способностью разных слов выражать одно и то же значение, с другой, т. е. полисемией и синонимией. Оба эти ее свойства умело используются авторами гимнов для создания суггестивного стиля, извилистого, неясного, таящего в себе намеки на неоднозначное понимание текста, вызывающего ассоциации в нескольких планах одновременно.

Многозначность определенной части лексики РВ, в целом не вызывающая сомнений, требует, однако, некоторых пояснений. Не следует забывать, что в ряде случаев, когда