современный ученый выделяет в каком-либо слове, выражающем одно из ключевых концептуальных понятий модели мира ария РВ, более десятка разных значений, его восприятие может не соответствовать восприятию ария, для которого это понятие могло быть диффузным, притом что сфера его употребления была чрезвычайно широка.

Так, например, слово rtâ (причастие прошедшего времени от глагола r — «двигаться)») как имя существительное обозначало: «вселенский закон», «божественная, вечная истина», «право», «правда», «святость», «благочестивое дело», «жертвоприношение», «жертвенный костер», «жертвенный напиток», «место жертвоприношения» и т. д. Скорее всего, здесь имело место одно общее значение вселенского закона и всего, что ему соответствует, а отсюда уже значение правильности и праведности, приложимое к разным сферам деятельности богов и людей. Такого же рода диффузное значение можно предположить у слова dhâman (существительное от корня dhä «класть», «устанавливать»), семантический объем которого описывают в словарях как: «место», «место жительства», «родина», «очаг Агни», «чан с соком сомы», «место жертвоприношения», «область богов», «сопровождение», «толпа», «священный закон»; или у слова nâbhi «ступица колеса», «пуп», «центр» (земли, неба, мироздания), «святыня» (понимаемая как центр жертвоприношения), «тесное родство», «родственник» и проч.

В центре ведийской модели мира находятся космогонические мифы, которые кодируются особой лексикой с двойной семантикой[253]. Так, в космогонических контекстах РВ глагол antâr саг — «двигаться между» значит «осуществлять посредничество (создавая пространство»), prä «наполнять» — «наполнять пространство», éka bhu «быть одним», «быть единым»— «охватывать все сущее» и т. д. В результате получается, что если субъектом в космогоническом контексте является бог-демиург, то все эти предикаты функционируют как синонимы, обозначающие космогонический акт, в то время как в обычных контекстах они не синонимичны. Ср., например, в..космогонических контекстах antâr car и i prä antâr dütô nâ rôdasî catad vâk «как вестник движется Вач между двумя половинами вселенной» (I, 173, 3 о Священной Речи); ubhé cid indra rôdasî mahitvâ | paprätha tâvisïbhis tuvismah «Даже обе половины вселенной ты наполнил, о Индра, (своим) величием, (своими) силами, о сильный» (VII, 20, 4). В прочих контекстах эти глаголы в соответствии со своим лексическим значением синонимами не являются. Ср., например, ubhé dhürau vâhnir äpibdamäno | ’ntâr yôneva carati dvijànih — «Между двух дышел движется крепчая упряжной бык, словно муж между двух жен на ложе» (X, 101, 11 — о соке сомы, которого выжимают двумя руками); çagahî pûrdhî prâ yamsi ca | çiçïhî prâsy udâram — «Постарайся, щедро дари и вручай! Вдохновляй! Наполни живот!» (I, 42, 9 — к Пушану).

Подобная подчиненность лексического значения отдельного слова контексту Определенного содержания вообще в высшей степени характерна для РВ. Так, в контексте хвалебных гимнов, отражающих ситуацию обмена между адептом и божеством, глаголы разного лексического значения, как было замечено Рену[254], функционируют в значении «давать», выражая разные формы давания: прогреметь богатство (об Индре), продождить его (о Марутах), воссветить его (об Ушас) и т. д. В других же контекстах соответствующие глаголы start «греметь», vars «идти дождю», vas «светить» и проч., естественно, синонимами не являются.

В силу этой особенности синонимия в РВ, как в культовом памятнике, нередко приобретает символический или мифологический характер. Например, синонимами слова vrstî «дождь» могут быть ghrtâ «жир», payas «молоко», mâdhu «мед», soma «сома» — т. е. все те слова, которые в разных мифологических и ритуальных контекстах обозначают понятия, выступающие в функции дождя. Вследствие столь сильно выраженной жанровой обусловленности синонимии грань между синонимией и полисемией в ряде случаев оказывается размытой.

В качестве характерного примера можно привести слово gô m. «бык», f. «корова», которое помимо различных конкретных значений—названий продуктов и изделий, получаемых от коровы, как-то «молоко», «масло», «жир», «ремень из коровьей шкуры», имеет ряд метафорических и символических значений, принадлежащих к разным сферам: m. pl. «звезды» (=стада быков); m. pl. «лучи» (солнца или утренней зари= быки, везущие колесницу); f. «земля» (=дойная корова); Священная Речь (=корова, дающая поэту надоить богатство); f. pl. «утренние зори» (=рыжие коровы); «грозовые тучи» (=дойные коровы) и т. д.

Многозначность лексики РВ доходит до того, что некоторые слова могут объединять в себе противоположные значения как art «друг» и «враг», mâyà «сверхъестественная мудрость» или «волшебная сила превращений» (богов) и «колдовские чары», «обман» (демонов и врагов). Л. Рену было показано, что эта лексика, названная им амбивалентной, в гимнах РВ реализует свое значение в зависимости от семантики текста. Этот древний культовый памятник, в котором сильно выражены магические тенденции, состоит, как отметил Рену, из двух зон: «благоприятной», объединяющей арийских богов и их адептов, и «неблагоприятной», к которой относятся демоны и враги ариев[255]. Переходя из одной в другую, амбивалентная лексика функционирует то в одном, то в другом значении. Ср., например, значения слова màyâ в гимне Варуне VIII, 41: sa ksâpah pari sasraje | ny ùsrô mâyâyâ dadhe (стих 3, о màyâ Варуны) «Он обнял ночи, с помощью сверхъестественной силы установил утренние зори» и sa mäyä arcînâ padâstrnàt (стих 8 о màyâ ночных демонов) «Лучом, как ногой, он рассеял колдовские чары». Чем вызвана амбивалентность в каждом конкретном случае, несущественно. Каким бы ни было ее происхождение, она подчинена семантике и стилю текста. У имен амбивалентность обычно бывает обусловлена лексико-семантическими причинами — развитием главного исходного значения, у глаголов грамматическими — образованием разных типов основ и использованием флексий разных залогов.

Лексика, которую можно обозначить как принадлежащую к «благоприятной» зоне в РВ — а эта зона является основной и поэтому наиболее обширной в масштабах всего памятника — обладает некоторыми особенностями, отражающими ряд архаичных представлений ведийской модели мира. Так, идея обмена между божеством и его адептом, о которой говорилось выше, выразилась на лексическом уровне в наличии так называемого конверсивного значения у целой группы слов, т. е. значения, при выражении которого ставятся разные логические акценты; оно приобретает, так сказать, разную направленность в зависимости от того, соотносится ли с божеством или с адептом[256]. Тем самым «благоприятная» зона тоже оказывается разделенной на две части. Сюда относятся существительные и прилагательные разной структуры, среди которых следует отметить имена с релятивным суффиксом -ya-, допускающим широкое толкование, обусловленное контекстом, и сложные слова.

Вот некоторые примеры:

Bhägä—1. доля бога в жертвоприношении:

esa chägah purô âçvena vâjînâ / pûsnô bhâgô nïyate viçvadevyah (1, 162, 3) — «Этот козел, предназначенный всем богам, выводится вперед вместе с конем, приносящим награды, как доля для Пушана».

2. счастливая доля, судьба адепта (даруемая ему богом):

suvâcam bhägäm