— Господин Маглеб, — улыбнулась очень дородная хозяйка в аккуратном фартуке, провожая нас к столу, заставленному тарелками. — Рады вас видеть.

— Спасибо, Зиара. Я пришел не один. Добавь, пожалуйста, еще по порции.

Хозяйка заведения поспешила на кухню, а я удивленно воскликнула, оглядывая количество блюд:

— Это тебе одному?!

— Ага, — кивнул он, помогая мне сесть. — Зиара и тебе сейчас подаст. Но если что-то приглянулось, ешь мое.

— Маглеб, я столько не съем!

— Выбирай самое вкусное, советую вот это! — протянул мне тарелку с поджаристым мясом в какой-то подливе. — Кстати, меня зовут Эвин.

Я растерялась, и он пояснил:

— Маглеб — родовое имя.

— А-а! — пришлось прикинуться дурочкой и широко улыбаться.

Эвин из Маглебов был очень милым, не то что некоторые. Я ела с большим удовольствием, шутила, правда иногда уходила в свои мысли.

— О чем задумалась?

— Да так, обо всем.

— Ты не думай, что я буду вести себя как Сарнар, — он протянул руку и накрыл мою ладонь.

— Надеюсь. При первой встрече ты не был таким душкой, — напомнила ему.

— Ой, и не вспоминай! Теперь я знаю, какая ты, и мне действительно интересно общаться с тобой.

— А мог бы и не узнать, — посмотрела на него с укором.

— Видишь ли, я обращался так, как обычно обращаюсь к… — Эвин задумался, подбирая выражение, — к навязчивым особам, жаждущим внимания. А тут ты нас отчихвостила отнюдь не как неуверенная в себе провинциалка.

Я промолчала.

— Помню, ты говорила, что это из-за травмы, — он испытывающе посмотрел в глаза.

— Но твой почерк? У тебя тренированная рука. Хотя ты неуверенно владеешь пером, пишешь прописью, грамотно. И в остальном удивительно необычная. — Не дождавшись ответа, сменил тему разговора. — Чем будешь заниматься по окончании курсов? Поедешь домой?

Вот так мы круто свернули к обсуждению моего будущего. Зря Нэгнет говорила, что Маглеб уступает в уме Сарнару. Он, несомненно, умен и умеет вести дела.

— Нет, я не хочу возвращаться в клан.

Маглеб отложил нож и вилку.

— А тебе разрешат остаться?

— Кто знает, — солгала.

— Ладно, до окончания курсов еще больше двух луний. Не будем забивать головы. Ешь.

Вот уж не ожидала от него такой гибкости. Думала, глупый блондинчик, а он подал знак, что знает о проблеме, и при этом не стал давить. Только злит, что роет носом, сравнивая меня и Альвиану. Нет, все же влюбляться нельзя. Надо иметь холодную голову на плечах, чтобы принимать верные решения.

Маглеб съел все подчистую. Наверно, не будь меня, и тарелки бы облизал. Однако, если учесть, как их гоняют, не удивительно.

Я тоже наелась и теперь блаженно сидела в теньке, откинувшись на спинку стула. После дождя солнце вышло из-за туч, припекало, в воздухе стояла духота, а здесь под навесом так хорошо! И цветами душисто пахнет.

— Не хочется уходить, но поспешим, чтобы не опоздать, — Маглеб подал руку, помогая мне встать.

Но до дороги, ведущей в академию, мы шли чинно, не спеша, будто прогуливаемся.

— Опоздаем.

— Нет, — заверил он. — Обещаю.

И как только дошли до дорожки, круто поднимающейся в гору, подхватил меня на руки и понесся вперед.

В этот раз я не стала артачиться. Неохота бежать с набитым животом, да и лучше привыкнуть в Маглебу, чем в Ловчему…

Надо ли говорить, что обсуждая наш совместный обед, аудитория гудела. Ну и ладно.

* * *

В эту ночь мадам тоже заперла дверь. Вдобавок я вновь разложила мокрые полотенца. Еще попросила Зверюню, как обращалась к своему звериному духу, быть хорошей девочкой.

— Не следует вешаться на шею тому, кто нас недостоин! — наставляла себя и ее. — Он обещал когти повыдирать. Но на этом не остановится. В ярости уши открутит, шею свернет и скажет, что так и было. Так что, пожалуйста, Зверюнечка, будь умничкой!

Надеюсь, она услышала.

И все же подстраховываясь, перед сном я думала Маглебе, то есть Эвине.

Уж если чудить, то лучше с ним. Хотя, как ни посмотри, залезать в чужие окна голой

— стыдобища! Не дайте Боги!

Сквозь сон услышала, как мадам проверила, на месте ли я. На месте…

Мне снилось невероятное ощущение свободы. Яркие ночные запахи, четкие звуки. И я, легкая, почти невесомая, бегущая к луне, чтобы встретить восход. А потом… потом я проснулась, и меня прошиб холодный пот.

В необыкновенном, поражающем реальностью сновидении, я каждой клеточкой тела, душой осязала яркий аромат трав, цветов, сорняков. Улавливала слабое шуршание мотыльков у горящей в ночи лампы, хлопки летучей мыши вдалеке, возню грызунов под землей. Стрекотание сверчков и цикад успокаивало благодатной мелодией ночи. Ощущала влагу на траве, каждый камушек… Мир ожил, даже земля во сне была живой. Она дышала, постепенно ее дыхание набирало силу, становилось могучим, а затем перешло в громоподобный храп, от которого я очнулась и застыла на месте, скованная ледяным ужасом.

Я снова попала к Дельрену!

Стоя на цыпочках и боясь шелохнуться, смотрела на него и дрожала.

Он крепко спал. Повезло, что перед сном пил, иначе бы сейчас… Представила Ловчего в бешенстве, и волосы встали дыбом.

Ошарашенная и взведенная до предела, я стояла посреди спальни. Горло пересохло, сильно хотелось пить. Огляделась, тихонечко, почти бесшумно приблизилась к откупоренной бутылке, стоявшей на столе, и отхлебнула. От волнения вино показалось водой.

Несколько капель попали на грудь, потекли, щекоча кожу, и только сейчас я заметила, что снова совершенно голая.

«Пусть это будет сон!» — отчаянно взмолилась. И пока еще в теле была легкость, метнулась к окну. Только из-за волнения не обратила внимания на пустую бутылку, что валялась на полу. Под моим весом половица прогнулась, и она покатилась, адски громыхая…

Дельрен мигом открыл глаза…

— Явилась? — на его губах появилась недобрая, глумливая ухмылка. — Я ведь предупреждал! — Он небрежно протянул руку к темному изголовью постели, где зловеще светлело что-то металлическое… И мои ноги задрожали. Но не от страха, нет! От ярости и адреналина. А еще неожиданно нахлынувшей похоти. Он лежал обнаженным, прикрытым лишь тонкой простыней. Желание захлестнуло меня, словно ненасытную вампиршу. Вот только жаждала я отнюдь не крови. Жаль, у этого добыть кровь было бы проще, чем симпатии.

— Явилась, — промурлыкала на удивление чувственно, низким, хрипловатым голосом. Сама не знала, что могу так, а уж Ловчий и подавно. Он ошеломленно заморгал, а я воодушевилась и пошла в наступление, помня, что наглость — второе счастье.