— Только и можешь, что топором размахивать?! — улыбнулась и, покачивая бедрами, медленно направилась к окну. Сердце тревожно билось. Под холодным, равнодушным взглядом я совсем не чувствовала себя роковой соблазнительницей. Того и гляди, топориком погладит по темечку и не посмотрит на красоту моей жопки. Чтобы выяснить безнадежность ситуации, обернулась и едва не вскрикнула от радости, потому что Дельрен продолжал сидеть на кровати, пялился на мои прелести и за топором не тянулся. Надо же!

Радостно ликуя, облокотилась на подоконник и перегнулась через него. Товар, так сказать, лицом показать и путь к бегству осмотреть. А то ишь, не женщина я! Да если ты импотент — помалкивай и не вешай на других свои проблемы. А впрочем…

— У тебя проблемы? — обернулась вполоборота и посмотрела томно-насмешливо. Дома я полгода отрабатывала соблазнительный взор перед зеркалом, но отражение почему-то упорно показывало кривляку-дурочку, от косого взгляда которой бросало в смех. Но отступать нельзя! Дельрен уже отошел от моей наглости, и на его лице вновь начало проступать ехидство. И вот тогда я поняла: сдохну, но не сдамся! Иначе всю жизнь буду считать себя неудачницей, неспособной соблазнить понравившегося мужика.

— Уматывай! Тебя заметят соседи. И впредь я поставлю решетки. А то от блудливой пески спасенья нет. Одни проблемы.

От оскорбления меня начало потряхивать, однако же я медленно, изображая вальяжность, уселась на подоконник и презрительно фыркнула:

— Меня и решетка не остановит: дразнить могу и издалека… — игриво повела плечом, поправила волосы, а затем начала медленно опускать руку по телу, скользя по груди, животу… Когда коснулась лона, развела ноги, прогнула спину и тряхнула гривой в лучших традициях стриптизерш.

После такого номера Ловчий охр… охрип и замер, не сводя с меня диких глаз размером с блюдце.

От такой реакции я ощущала себя идиоткой, неудачницей, даже уродиной, но, сделав шаг, нужно идти вперед. Он обозвал меня недоженщиной, а я в отместку заявила ему, что он бракованный по мужской части. И теперь либо совращаю его, либо копыта откидываю, то есть когти. Хотелось жить, поэтому соблазнение продолжилось, вопреки желанию сбежать…

Соскользнула с подоконника, медленно подошла к столу, стоявшему между окном и кроватью, и забралась на полированную столешницу. Если бы не ночь, Дельрен увидел бы, что я красная, как свекла, и закусываю губу от стыда. Коря себя и непослушную Зверюню, как можно соблазнительнее проползла на четвереньках, затем кошечкой выгнула спину и сделала чувственное движение бедрами.

Ловчий, будто пришибленный пыльным мешком, с разинутым ртом наблюдал за моими выходками. И вроде бы интерес у него ко мне разгорелся, нутром чувствую, тогда почему продолжает безучастно сидеть? Боится опозориться размером, поэтому так старательно держится за простыню? Или я смотрюсь совершенно нелепо?

С трудом скрывая отчаяние и панику, как можно грациознее соскользнула со стола, продефилировала к окну, поставила колено на подоконник и поняла, что попала. Соблазнить не удалось, и удрать не получится, потому что обратно спуститься не смогу! Пока решалась: сигануть вниз и убиться, или рискнуть и в порыве страсти прыгнуть на Дельрена, продолжала плавно покачивать бедрами.

Помирать не хотелось, унижаться тоже. И такая досада взяла.

«Зверюня! Как сюда залезла, так и пускайся!» — прошептала под нос, подняла вторую ногу на подоконник и на прощание бросила Дельрену:

— Выступление окончено!

— Стой!

От его хриплого голоса, наполненного желанием, я едва не завизжала от радости: «Да!» — но взяла себя в руки и продолжила делать вид, что упорно лезу в окно.

Вот тогда-то он и очнулся. Метнулся ко мне, схватил за волосы и жадно притянул к себе. Стоило ощутить жар обнаженного мужского тела, притягательный запах — по телу прошла волна желания. Она разлилась по венам, ударила в голову сильнее любого вина, и я принялась бесстыдно извиваться змеей и заводить его до сумасшествия.

Он задышал рвано, горячими ладонями заскользил по моим изгибам, до боли прижимал к себе, а я едва не кричала от восторга: «Да! Да! Еще! Скорее!» И все же с насмешкой прошептала:

— Пусти.

Дельрен замер, ослабил хватку. Но затем рывком оттолкнул меня от окна и захлопнул ставню. И вот тогда показное спокойствие покинуло его.

— Зачем пришла? — прошипел, надвигаясь на меня и пожирая диким, голодным взглядом.

— Тренируюсь лазать, — отвечаю дерзко, хотя до ужаса боюсь, что он рассвирепеет и вспомнит о топоре. Однако мой взгляд скользит по груди Дельрена вниз… и я вижу, что даже простыня не скрывает его желания. И все же в нем идет борьба: он изнемогает от желания, но ненавидит псов…

— Я больше не приду, — шепчу глупость, лишь бы не молчать. Делаю от него шаг, и тогда он хватает меня за руку.

— Пока не получишь свое, так и будешь шляться! — с ненавистью толкает на кровать и наваливается всем весом.

— Нет! — я вырываюсь, хотя голос и дыхание выдают, что жажду этого не меньше его. Кровь быстрее бежит по венам, дурманит похотью. Низ живота скручивает боль.

Дельрен действует грубо, совершенно не церемонясь. А мне совсем не терпится. Скорее бы! Но он хоть и распален, не спешит, даже сейчас сопротивляется желанию и борется с собой за принципы.

Коварная самка, живущая в моем разуме, понимает, что он еще может отступить, поэтому чувственно всхлипываю и совершаю движение бедрами. И тогда Дельрен шумно выдыхает и решается.

Злорадство, радость победы, желание быть с ним смешиваются в клубке противоречивых чувств. Эмоции захлестывают меня, и я забываю про разум.

Между нами нет нежности, нет поцелуев, нет ничего, кроме простых движений, звериного притяжения и безумно привлекательного запаха. От мужского, терпкого аромата кружится голова, Дельрен неистово вдыхает мой, и при этом мы ненавидим друг друга. За свою слабость он злится, двигается резко, быстро, будто желает излить в меня гнев и раздражение. Да я и сама испытываю то же самое. Между нами, чего уж лгать, только необузданная похоть. Она дошла до пика и требует разрядки…

Дельрен лежал рядом, тяжело дышал и молчал. Не знаю, какие его обуревают мысли, но я ухмыляюсь про себя: «Вот тебе и не женщина!» — вот только послевкусие горькое.

«И что дальше, Зверюня? Получив свое, успокоишься? Можно уходить? Но как, если я снова голая?»

Не знаю, что делать, поэтому закрываю глаза и лежу молча, пока он не решается повторить безумство. Я тоже не против. Чего мелочиться? Если грешить, так от души, а потом каяться сразу за все.

К утру у меня саднило нутро. И все же я хотела продолжения. И, похоже, Дельрен тоже…

Но как же я ошибалась, полагая, что согрешив раз, насыщусь и успокоюсь. Любуясь его широкими плечами, сильным телом, бедрами, покрытыми курчавыми волосками, с ужасом поняла, что похотливая Зверюня так просто от Ловчего не отстанет. Я попала! И он это тоже знает.