Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подивился Андрей Петрович, что вот так, скрадывая зверя, он как бы походя узнал не то, чтобы тайну, но некоторые подробности жизни человека, с которым вот уже второй сезон бок о бок делает нужное для Компании дело. И только теперь он понял скрытый смысл тех слов, с которыми Арефий говорил о материнской преданности оленьей самки, спасавшей своего только что появившегося на свет детеныша.
— Давайте, Андрей Петрович, потихоньку подвигаться поближе к медведю. Ему сейчас не до нас, да и ветерок тянет с верховьев, так что он нас никак не учует.
И они стали не спеша, прячась за валунами, перемещаться поближе к перекату. Речушка, вернее ручей, был небольшим, но, видимо, во время буйства циклона здесь бушевал уже грозный мутный поток, который, как мячики, перекидывал огромные валуны, с грохотом ударяя их друг о друга, и волочил за собой вековые деревья. А через несколько дней здесь опять, как ни в чем не бывало, журчал ручей с кристально чистой водой, извиваясь между откуда-то взявшимися валунами.
С расстояния пятнадцати сажень стало очевидным, что медведь имеет огромные размеры и что это особо выдающийся экземпляр, разжигающий охотничий азарт. «Нельзя упустить. Будем брать», — твердо решил Андрей Петрович и шепнул об этом Арефию. Тот согласно кивнул головой.
Он изготовился к стрельбе, а второе заряженное ружье — Арефия — положил рядом с собой. По его знаку Арефий привстал на колено и, вставив четыре пальца в рот, пронзительно свистнул. Медведь, несмотря на свои размеры и вес, проворно вскочил на задние лапы и стал высматривать источник столь неприятного звука. В это время грохнул выстрел, и раздался оглушительный рев. Когда дым рассеялся, перед ними открылась жуткая картина. Медведь вытянулся во весь свой гигантский рост с раскрытой в оскале зубастой пастью, растопырил лапы со страшными когтями, угрожающе делая неуверенные шаги в сторону врага. Однако второй выстрел уложил его наповал.
— Пудов на двадцать пять потянет, не меньше, — со знанием дела удовлетворенно отметил Арефий, подходя к поверженному гиганту.
— Поосторожнее, Арефий, не дай бог, подранок — в момент кости переломает, — предупредил Андрей Петрович.
— Не а, раз уши не прижаты, стал быть готов.
Он достал из-за пояса топор в чехле, из котомки извлек веревки разной длины и толщины.
— У боцмана этого добра, хоть залейся! Хозяйственный мужик.
Затем начал рубить сучья у лесины, застрявшей в валунах неподалеку, видимо, во время последнего паводка. Отрубил две толстые слеги примерно по сажени длиной, которые перетащили на удавках к заводи чуть ниже переката. Подошли к медведю.
— Жаль, лошади нет. Придется потрудиться, Андрей Петрович, — и добавил с хитрецой, — а работа-то не барская…
Тот нахмурился.
— Охотничья работа. А лошадь к этому лешаку и близко бы не подошла.
— И то верно, — охотно согласился Арефий.
Накинув медведю удавки под мышки, стали, упираясь в валуны, подтаскивать его к заводи, благо, что тот после второго выстрела упал прямо в русло ручья. Андрей Петрович поскользнулся и сел в ручей, но тут же вскочил, как ошпаренный, — вода была ключевой температуры. И все-таки вершок за вершком, пядь за пядью, а дотянули медвежью тушу до заводи.
— Полдела сделали, — сказал Арефий, вытирая потное лицо. — Теперь осталось самое малое: привязать медвежьи лапы к слегам, влезть в лямки и тянуть зверя по ручью до самого залива, как бурлаки на Волге.
«Волга-то Волгой, а вот эту речушку я вовек не забуду, — налегая из последних сил на лямку, думал свою думу Андрей Петрович. — И имя ей — Медвежий Ручей».
* * *
Матросы с подошедшей к устью ручья шлюпки с «Ермака» ловко взяли на буксир охотничий трофей, а на верхней палубе судна уже хозяйничал боцман Евдоким Захарыч. Тушу медведя подцепили стрелой и уложили на расстеленный запасной парус, и он не спеша, по-хозяйски, обошел медведя, авторитетно изрек:
— Зверь, конечно, достойных размеров, знатный трофей, — и с уважением посмотрел на смутившегося от всеобщего внимания Андрея Петровича. — Тушу разделать пластом, мясо — в общий котел, а шкуру отскрести так, чтобы комар носа не подточил. Ясно? — и обвел матросов суровым взглядом «морского волка».
— Ясно-то оно ясно, но как я смогу на всю экспедицию за один раз столько мяса приготовить на плите камбуза? — взмолился кок Максимыч.
— А почему на камбузе? — вмешался Тимофей Архипыч, шкипер «Ермака». — На берегу у базы организуем костер с таганом и самым большим котлом, полным медвежьего мяса. Там же расстелем парусину и устроим коллективный ужин.
— А Андрей Петрович по случаю столь успешной охоты выкатит, исключительно по доброте душевной, бочонок рома и отольет страждущим мореходам по малости, — в тон шкиперу вставил вихрастый бойкий матрос, искоса, на всякий случай, поглядывая на начальника экспедиции.
Матросы так и притихли, бросив свои занятия.
— А почему бы и нет, — полувопросительно, полуутвердительно ответил Андрей Петрович, отлично понимая, что оказался в безвыходном положении. «Да и команду побаловать не грех — который месяц без спиртного маются!» — утешил он себя.
И тут же раздались громовые раскаты боцманского голоса:
— Какого черта копаетесь, как беременные тараканы! Привыкли каждый Божий день ходить на шлюпке туды-сюды, да глубины лотом промеривать. А о матросской службе забыли?! Медведя разделать немедля, а вам, черти полосатые, выскоблить шкуру так, чтобы все было без сучка и задоринки!
— Мы что, Евдоким Захарыч, разве не понимаем. Ведь эту самую шкуру Андрей Петрович, как сказывал Арефий, собирается переправить в сам стольный град Петербург. Так пусть тамошние господа подивятся, как выделывают медвежьи шкуры русские люди на самом краю света…
А боцман уже распоряжался и насчет парусины, и насчет сушняка для костра, и насчет других неотложных дел, связанных с таким важным событием, как коллективный ужин экспедиции с возлиянием рома — и это в условиях сухого закона на время проведения работ в заливе Аляска! — под медвежатину, добытую их уважаемым начальником.
Как и в прошлый раз, по возвращении экспедиции в Новоархангельск Андрей Петрович доложил Баранову о ее результатах, которыми тот остался очень доволен.
— Хорошо поработали. И в сроки уложились. Когда все материалы будут готовы, отошлем их в Петербург, а вам с геодезистом выделим соответствующую содеянному вами премию. За дело, за очень нужное дело, которое вы сотворили.
— Большое спасибо, Александр Андреевич, за столь высокую оценку нашего труда. Особо рад за Измайлова — он ведь родом из разночинцев, а не из потомственных дворян.
— Как, между прочим, и я, — осадил его Баранов. — Еще Петр Великий учил — награждай за заслуги, соответствующие способностям, а не за родовитость.
Андрей Петрович усвоил на будущее и эту реплику главного правителя. Здесь не Петербург, и знатность рода не имеет столь существенного значения. Главным критерием ценности человека здесь являются его заслуги.