Саймон увидел за конторкой улыбающуюся ему женщину. На ней была блузка в шахматную клетку – так оформляют итальянские рестораны, хозяева которых из кожи лезут вон, чтобы заведение выглядело аутентично. Интересно, подумал он, уж не мать ли Аарона перед ним, но потом, пробежав глазами по портретам, добрался до висящей над ее головой фотографии в рамке, на которой была снята улыбающаяся пара возрастом где-то около шестидесяти лет. На дощечке под фотографией было написано:

КОРВАЛ

УАЙЛИ И ЭНИД

– Я приехал на панихиду, – сказал Саймон.

Женщина одарила его подозрительным, если не сказать полным отвращения взглядом.

– Позвольте узнать ваше имя? – спросила она.

– Саймон Грин.

– Я вас не знаю, мистер Грин.

Он кивнул:

– Я был знаком с Аароном.

– Вы были знакомы с Аароном, – сказала она с ноткой недоверия в голосе. – И вы, значит, приехали, чтобы засвидетельствовать свое почтение?

Ответом Саймон ее не удостоил. Женщина достала какую-то брошюрку, осторожно открыла ее, взяла висящие у нее на цепочке очки и водрузила их на кончик носа.

– Когда выйдете, двигайтесь к амбару. Вот здесь поверните. Увидите лабиринт в кукурузном поле. В него не идите. На этой неделе уже два раза приходилось посылать работников, чтобы вызволить оттуда людей. Пройдите вот здесь.

Она ткнула пальцем в карту.

– Здесь есть тропинка, она ведет в лес. Идите по ней. На одном из деревьев увидите зеленую стрелку, которая показывает направо. Это для пеших туристов. А вы поверните налево.

– Что-то сложновато, – сказал Саймон.

Она хмуро вручила ему брошюрку.

– Это фойе открыто только для постояльцев.

– И заковыристо.

Он поблагодарил ее и вышел. Воз с сеном уже отправился в путь: трактор нехотя, еле-еле тащил за собой прицеп с группой каких-то людей. Все они улыбались, хотя сидеть им там явно было неудобно. Наверное, это семейство: муж и жена, дочь и сын; увидев Саймона, они дружно замахали ему руками. Он помахал им в ответ и вдруг словно провалился в прошлое, вспомнив, как возил детей собирать яблоки в Честере, к северу от границы с Нью-Джерси. Был великолепный осенний день, он поставил Пейдж себе на плечи, чтобы она достала до высокой ветки с яблоками, но сейчас, когда он старался не очень таращить глаза на это счастливое, невинное, пребывающее в блаженном неведении зла семейство на сене, ярче всего перед ним стоял образ Ингрид в сапожках и в темной фланелевой рубашке, заправленной в узкие синие джинсы. Он повернул голову к ней, Пейдж хихикала у него на плечах, а Ингрид улыбалась ему, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо; и сейчас, вспоминая о том, как встретились их взгляды в тот день, Саймон чувствовал, что у него слегка подкашиваются ноги.

Он схватил мобильник и несколько секунд пристально смотрел на экран, надеясь увидеть там добрые вести. Ничего.

Саймон отправился по указанному маршруту мимо огороженного контактного зоопарка. Там разгуливали цыплята. Одна курочка побежала было к нему, потом остановилась и снизу вверх посмотрела на него. Какой-то мужчина в фермерском комбинезоне что-то делал с яйцами и инкубатором. Высота стеблей в кукурузном лабиринте была не менее десяти футов. Вход в него был отмечен табличкой, где посетителям сообщалось, что тема этого года: СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ – НАЙДИ ВСЕ ПЯТЬДЕСЯТ.

Он заметил тропинку, пошел по ней, как было сказано, до зеленой стрелки, которая приглашала его повернуть направо, и повернул налево. Лес становился все гуще. Он оглянулся туда, откуда стартовал, но за густыми зарослями уже ничего не было видно.

Саймон двинулся дальше, тропинка теперь пошла вниз, все круче и круче. Издалека слышался шум бегущей воды. Возможно, какой-то ручей. Тропинка повернула направо. Лес поредел, и Саймон вышел на открытое место. Оно представляло собой идеальный квадрат, явно не естественное образование, а дело рук человека. По периметру эта площадка с небольшими надгробными камнями была огорожена невысокой, всего с фут, не больше, деревянной оградой.

Родовое кладбище.

Саймон остановился.

За этой поляной и вправду шумел ручей и стояла выцветшая от времени скамейка из тикового дерева. Мертвым уже все равно, а вот для живых – прекрасное место, где можно отбросить дневные заботы и с грустью поразмышлять о тех, кто оставил этот мир.

Перед новым надгробным камнем, склонив голову, стоял мужчина, в котором Саймон узнал Уайли Корвала, отца Аарона. Саймон ждал. Уайли Корвал наконец поднял голову и посмотрел на него.

– Кто вы? – спросил он.

– Меня зовут Саймон Грин.

Уайли Корвал смотрел на него, ожидая продолжения.

– Я отец Пейдж.

– Это ее рук дело?

Саймон не ответил.

– Это она убила моего сына?

– Нет.

– Откуда вы знаете? Вы уверены в этом?

– Нет.

Этот человек собирается хоронить своего сына. Сейчас не время говорить неправду.

– Я бы мог вам сказать, что моя дочь не убийца, но вам ведь все равно от этого легче не станет.

Уайли Корвал смотрел на него и молчал.

– Но я думаю, это не Пейдж. Это убийство… оно было очень жестоким. Вам известны подробности?

– Да.

– Вряд ли она на такое способна.

– Но наверняка вы не знаете, так?

– Да, не знаю.

– Уходите, – сказал он и отвернулся.

– Пейдж пропала.

– А мне какое дело?

Издалека слышались визги и смех детей, – наверное, они выходили из кукурузного лабиринта. Аарон Корвал здесь вырос, в окружении этих пейзажей, словно сошедших с полотен Нормана Роквелла, и вот чем все закончилось. Но с другой стороны, положа руку на сердце, разве нельзя сказать, что Пейдж тоже росла в атмосфере счастливого детства, пусть и слегка в иной? И это не просто слова. Обычно мы видим лишь аккуратную ограду из штакетника, симпатичный фасад, улыбающихся родителей, здоровых, жизнерадостных детишек и все такое, но большинству из нас неизвестно, что происходит за закрытыми дверями, а там есть и злость, и насилие, и несбывшиеся мечты, и обманутые надежды.

Но в жизни у Пейдж ничего такого не было.

Была ли жизнь у них в семье идеальна?

Конечно нет.

Была ли жизнь у них в семье хотя бы близка к идеалу?

Практически да, полагал Саймон, почти.

И тем не менее их дочь стала жертвой худшего из зол. Саймон задавал себе тысячи вопросов, размышлял над каждым своим поступком – проявлял ли он достаточный интерес к тому, чем она живет, обращал ли внимание на ее друзей, на ее занятия, одобрял ли ее увлечения? Был ли он слишком строг с ней или, наоборот, слишком либерален? Один раз Саймон сильно рассердился на что-то во время обеда и даже швырнул стакан на пол. Правда, такое было только один раз. И много лет назад. Он вспомнил, как Пейдж, которой тогда было всего восемь лет, задрожала от страха.