с Тимуром давно вместе, и это наши общие дети. Наши с ним сын и дочь.

Я до конца недели взяла отпуск за свой счет, Богдана отпросила с собой.

Богдан сразу освоился, ему тоже понравился дом Арсанова. Особенно ему понравилось, что можно носиться на коляске по первому этажу.

Мне приходилось его тормозить и одергивать, а Тимур только смеялся.

— Ты чего так волнуешься, Полинка? Пускай катается.

— Он въедет в стену и испортит отделку!

— Ничего, здесь уже давно пора делать ремонт, — успокаивал Тимур, — главное, чтобы водитель не пострадал. А для этого мы будем учить ПДД.

Вечером он в самом деле начал учить с детьми правила дорожного движения. С обоими. Соня больше не температурила, и я разрешила ей играть с Богданом.

Арсанов расчертил прямо на полу «тротуары», «проезжую часть» и «пешеходный переход». Сначала они с Сонечкой были пешеходами, а Бодька водителем. Потом Соня захлюпала носом, потому что ей тоже захотелось побыть водителем.

— Тогда садись к Богдану, будешь его инструктором, — распорядился Тимур.

— Это что получается, у нас останется только один пешеход? — спросил мой сын. — Как же мы сможем учить ПДД?

И все трое посмотрели на меня. Я даже вздрогнула, настолько похожими были эти три пары глаз. И насколько одинаковыми показались мне эти три взгляда.

— Мне нужно готовить ужин, — сделала я попытку сбежать.

— Мы потом тебе поможем, Полинка. Все вместе, — пресек попытку Тимур и требовательно взглянул на детей. — Мы же поможем маме?

Маме! Просто маме! Не Бодькиной, а их обоих! Я готова была ему на шею броситься от счастья. А от того, как засияли глазки Сонечки, расплакаться. И он это почувствовал, я поняла по глазам.

Ужин мы готовили с Тимуром. Богдану в кухне было тесно, они с Соней немного покрутились возле нас, пока Тимур не отправил обоих на «проезжую часть».

— Идите повторяйте правило проезда через пешеходный переход, после ужина проверю.

Я сразу поняла, зачем. Все время, пока мы были на кухне, он прижимался со спины, старался коснуться губами шеи. У меня в местах этих прикосновений били настоящие электрические разряды.

Детей мы тоже укладывали вместе. Соня затребовала у меня полежалки.

— Полежалки? — удивился Тимур. — Это что такое?

Богдан с Соней принялись наперебой объяснять, а я залилась краской от взгляда, которым окинул меня при этом Арсанов.

— Хм, круто! — одобрительно кивнул он, потирая подбородок. — Я бы тоже не отказался.

Я в ответ метнула грозный взгляд, но смутить Арсанова было сложно.

— Может нам всем вместе полежать? — предложил он детям. — Мне интересно послушать, что вы делали днем, пока меня не было.

И опять на меня посмотрел протяжно и многообещающе.

— Мы не поместимся на моей кровати, — расстроилась Сонечка и подняла на отца глаза, полные надежды:

— Пап, а давай у тебя! У тебя такая большая кровать.

— Отличная идея, дочь, — кивнул он одобрительно и так сжал мою руку, что я только пискнула.

К спальне Арсанова я шла на ватных ногах, ему же вся эта ситуация явно доставляла удовольствие.

— Какая огромная! — восхищенно проговорил Богдан, увидев кровать Тимура. Я не смогла издать ни звука, снова покраснев как лепесток мака.

Разве это кровать? Это поле для гольфа какое-то…

— Быстро укладываемся, — скомандовал Арсанов, не скрывая самодовольной улыбки.

Возможно, он планировал другую расстановку, но на мое счастье дети улеглись между нами. Я лечь не решалась, села на край кровати и оперлась на локоть.

— Полежалки, Полинка, а не посиделки, — повернулся ко мне Тимур со смеющимися глазами.

Сопротивляться ему было невозможно, пришлось лечь. В итоге дети уснули в спальне Арсанова, и он потом разносил их по комнатам. А меня потянул на прогулку, и мы опять целовались в беседке.

— Ты меня только долго не динамь, Полечка, — губы Тимура выписывали на моей шее одному ему известные узоры. — Я ведь почти женатый мужчина, а догадайся, чем приходится заниматься по вечерам.

— Тимур… — я не успевала отвечать, потому что мои губы сминались требовательными, крепкими губами Арсанова. Я понимала, что он шутит…

…Или нет?

Но целоваться мне с ним нравилось.

Сегодня, прощаясь, он притянул меня к себе и сказал вполголоса:

— Я вернусь, и мы перестаем прятаться, Полина. Как хочешь. И ты выходишь за меня замуж, иначе я не успею усыновить Бодьку. А я ему обещал.

Я полдня прокручиваю в голове эти слова, и каждый раз внутри сладко замирает от предвкушения.

В окно вижу, как в ворота въезжает машина.

— Это бабушка приехала! — радостно кричит Соня и бежит к двери. — Бодь, пойдем, я тебя познакомлю. Она у меня классная!

Из машины выходят две женщины. Одна постарше, наверное, это и есть мать Тимура. А кто вторая? Молодая женщина рядом с ней слишком ухожена, чтобы можно было так сразу определить ее возраст.

Они поднимаются по ступенькам к входной двери, я иду им навстречу. Богдан в нерешительности останавливается на полпути к выходу.

Выходим на крыльцо. Соня бросается на шею матери Тимура — теперь особенно хорошо видно, на кого похож Арсанов.

— Здравствуйте, меня зовут Полина, — говорю как можно более приветливее, не забывая улыбаться.

Неожиданно ловлю на себе странный взгляд спутницы Арсановой. Настораживаюсь.

Она выглядит испуганной. Да что там, судя по расширенным зрачкам и распахнутым глазам, она в ужасе. Как будто увидела привидение.

* * *

— Сонечка, малышка, папа сказал, что ты заболела. Мы с дедушкой так волновались! — мать Тимура тискает девочку, а та жмется к ней и болтает без умолку.

— Я уже выздоровела, ба, честно! И температуры нет, вот попробуй, — Соня тянет ее руку и прикладывает к своему лбу. — Мы вчера с папой и Бодькой играли в правила дорожного движения! Хочешь, я тебе покажу, как мы играли?

Пока бабушка разговаривает с внучкой, мы с незнакомкой сверлим друг друга пронизывающими взглядами.

Она ни слова не говорит, застыв в молчаливом оцепенении. Только глаза с жадностью ощупывают мое лицо.

Становится не по себе, напряжение между нами повисает в воздухе практически осязаемым барьером. Сама не знаю, почему хочется закричать. Будто я тоже призрак увидела.

Я никогда не была предсказательницей, но сейчас моя интуиция воет сиреной. Внутри зреет твердое убеждение, что эта женщина представляет опасность для обоих детей. И для Богдана, и для Сони.

В конце концов эта игра в молчанку начинает утомлять. Я не имею права выгнать из дома Арсанова женщину, которая приехала с его матерью, но я имею право задать вопрос.

— Что-то не так? — спрашиваю прямо. — Почему вы на меня так смотрите?

Но та будто не слышит,