Тимура, что я снова увижу его и его девочку, хочется радостно прыгать и хлопать в ладоши. Делаю над собой усилие, подавив чересчур бурную радость. Не стоит впадать в неуместную эйфорию.

Пускай дом у Тимура просторный и удобный — он именно удобный, там все очень продумано, — только мы с Богданом там всего лишь гости. Как бы ни убеждал меня Тимур.

Так будет проще справиться, если у нас ничего не выйдет. Почему-то в то, что не выйдет, верится охотнее.

Арсанов может передумать, мы можем не ужиться, дети могут начать конфликтовать — уж я-то насмотрелась в саду на детские истерики!

Только в глубине души я прекрасно понимаю, чего боюсь — не того, что Тимур извинится и скажет, что погорячился с предложением. Даже не того, что дети начнут нас ревновать: Соня отца, а Богдан меня. Это всего лишь предсказуемая детская реакция.

Я боюсь близости с Тимуром. Просто дико боюсь. До мурашек.

У меня больше никого не было после Роберта. Я почти сразу забеременела, а когда родился Бодька, мне было не до отношений с мужчинами. И это не значит, что их не было вокруг. Их не было в моей жизни.

Я сама сознательно избегала ухаживаний и флирта. Отказывалась от знакомств и свиданий. Возможно, потому что Богдан требовал много внимания, но главным было то, что я сама в них не нуждалась.

Роберт оказался слишком сильным разочарованием, чтобы у меня возникло желание еще раз кому-то открыться или довериться. Но действия Арсанова чем-то напоминают мне цунами. Он с легкостью смыл все мои предубеждения как гигантская волна смывает города.

Я понимаю, что долго не выстою. И вопрос не в том, сколько я продержусь, а в том, насколько разрушительным может оказаться для меня возможная неудача.

Смотрю на себя в зеркало в ванной. Я уже готовлюсь зализывать раны, даже не начав отношений с мужчиной.

Самая действенная стратегия, лучше не придумаешь.

Так может… Может и правда согласиться на его предложение? Если я сама буду уверенней себя чувствовать. Ведь мне не нужны деньги Тимура, я хочу семью. Такую, о которой мечтала. Даже когда Богдан родился, все равно мечтала.

Может, я потому и отказывалась от знакомств и ухаживаний, чтобы дождаться своего «мужчину с ромашками»?

Улыбаюсь, когда упаковываю ромашки в непромокаемый пакет. Надеюсь, у Арсанова найдется в доме подходящая ваза.

— Я готова, — говорю Александру.

Он с легкостью подхватывает сумки и идет к выходу. Я несу ромашки — никому их не доверю! Саша спускается вниз, а я закрываю квартиру и иду следом. Когда выхожу из подъезда, он уже складывает сумки в багажник.

Внезапно дорогу преграждает темный силуэт и хватает меня за руки.

— Полина, мы должны поговорить.

Я сначала испуганно ойкаю, но разглядев хмурое лицо, раздраженно пожимаю плечами.

— Роберт, я же тебе сказала…

Что я сказала, Роберт дослушать не успевает. Он исчезает, и вместо него я вижу возмущенное лицо Александра.

— Полина Александровна, простите, я спиной стоял, не сразу этого хмыря заметил.

— Эй ты, совсем оборзел? — Роберт сидит на земле, подозрительно обхватив себя за локти.

— В следующий раз оторву их к… — Саша не договаривает, лишь сплевывает. — Чтобы я тебя здесь больше не видел, понял? Идите в машину, Полина Александровна.

Я не иду, бегу. Запрыгиваю на сиденье, Александр закрывает дверцу и садится за руль.

— Спасибо, Саша, — застегиваю ремень безопасности и пытаюсь выровнять дыхание.

— Это еще Тимур Демидович не видел, — ворчливо отвечает тот и заводит двигатель. — Был бы ему тогда…

Он снова не договаривает, мы вдвоем поворачиваем головы и смотрим на дорогу.

Глава 19

Это реально был лучший из вечеров за последние… да, наверное, за все эти годы. Тимур понимал, что Полина вернется, куда она денется, если здесь ее сын? И все равно переживал, как мальчишка.

Соня проснулась и собралась поныть, но Тимур сыграл на опережение.

— Сонь, послушай, — он присел на стул возле ее кровати, — у меня к тебе серьезный разговор.

Дочка подобралась и сдвинула бровки, при этом снова напомнив Арсанову Полинку. Неслабо он запал на девушку, раз в собственной дочери теперь все время мерещатся ее черты.

— Как ты смотришь на то, чтобы Богдан стал твоим братом? Я предложил Полине выйти за меня замуж и хочу его усыновить.

— Папа, — настороженно спросил его ребенок, — а я?

— Ты останешься моей дочерью, — немного растерянно ответил Тимур, но Сонька его перебила.

— Я не о том, пап! Полина Александровна согласится, чтобы я стала ее дочкой тоже? Ты ее спрашивал?

— Конечно, Сонь, она так обрадовалась… — Тимур не договорил, потому что дочь прыгнула ему на шею, крепко обхватив руками.

— Папочка, это правда, да? Правда? Она будет моей мамой? Она согласна?

Тимур закашлялся и ничего не ответил. Только кивнул несколько раз, прижимая к себе ребенка.

Богдана к Соне не пустил, чтобы тот не заразился. Он, как и обещал, принес мальчика на второй этаж в гостевую комнату. Здесь они пока поживут с Полиной.

Недолго. По крайней мере, Тимур на это очень рассчитывал.

— Пока ты будешь в клинике, сделают твою комнату, — сказал он Богдану. — Ты как раз выберешь, какая понравится. Придет дизайнер и покажет тебе варианты.

— А мама не обидится, что останется в комнате одна? — спросил Бодька.

— Хм… — Арсанов потер переносицу. — Вообще-то я сделал твоей маме предложение, Бодь. И она почти согласилась. А муж и жена обычно живут вместе, поэтому надеюсь, что твоя мама одна в комнате не останется.

Нет, не так, он был в этом уверен. Он бы сейчас ее у себя поселил, но Полинка точно станет упираться. Так что придется ждать. Главное, перспектива получить в сестренки Соньку Богдана не слишком испугала. С остальным они справятся, Тимур не сомневался.

Выдал Бодьке планшет и встал у окна высматривать Полину.

Когда на дороге показался его внедорожник, он сразу спустился вниз. Едва сдержался, чтобы не нестись, сломя голову.

Саня достал из багажника сумки, а Тимур открыл переднюю дверцу.

В очередной раз поразился, как можно быть такой красивой? Он когда-то привыкнет или так и будет каждый раз при виде ее перехватывать дыхание?

Протянул обе руки, чтобы помочь выйти. И она обвила рукой его шею, когда выходила, а второй прижимала к себе ромашки.

— Зачем ты их тащила, Полинка? — он наклонился и потерся щекой об ее висок.

— Это же твои, Тимур, — она спрятала лицо в ромашках, — разве я могла их бросить?

Это обнадеживало. Если Полинка не смогла бросить ромашки,