Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За час до приезда к нам Бекки я перемерила с полдесятка платьев. Поскольку я не знала точно, по какому случаю наряжаюсь, принять решение было еще труднее. Это свидание, или я просто ее сопровождаю, или она хочет признаться в чем-то? Следует ли выглядеть сексуально или мужиковато?
У меня имелось сине-зеленое платье с запа´хом и таким высоким боковым разрезом, что он мог бы считаться незаконным в некоторых штатах. Но в любом манхэттенском клубе оно выглядело к месту. Однако я только что провела восемь часов в юбке-карандаше и устала держать марку.
Я остановилась на синем костюме в тонкую полоску и с двумя пуговицами, от того же портного-итальянца, которому поклялась в верности мисс Пентикост. Сшит он был настолько гениально, что создавал иллюзию, будто у меня есть бедра. Я также попросила сделать в нем специальный карман в подкладке с левой стороны, на уровне ребер. Туда превосходно помещался мой револьвер тридцать восьмого калибра, и я положила оружие в карман. Костюм я дополнила белой блузкой с открытым воротом и черными кожаными лодочками на небольшом каблуке. Они и добавляли мне немного роста, и не препятствовали танцам. А также придавали походке изюминку, которую находят притягательной как мужчины, так и женщины.
Оказалось, мне не нужно беспокоиться о том, впишусь ли я среди местной публики. Я была не единственной женщиной в костюме, а мы с Беккой — не единственными женщинами, сидящими за столиком вдвоем. Похоже, клуб считался нейтральной территорией.
Танцпол примостился перед сценой, и самые разные пары отплясывали под музыку.
Но даже в своем элегантном костюме рядом с Беккой в шелковом платье я чувствовала себя замарашкой. Я не особенно усердно попыталась припудрить свои веснушки и перепробовала четыре оттенка теней для век в поисках того, который подойдет к смуглой коже. И в конце концов сдалась, смыла почти всю косметику и остановилась на обычной красной помаде, достаточно яркой, чтобы отвлечь внимание от всего остального.
— Ты что-то нервничаешь. — Ей пришлось наклониться через весь стол, чтобы я ее услышала. Губы Бекки оказались всего в футе от моих. Я вдохнула запах лавандовых духов. — Это из-за меня или из-за клуба?
Мне хотелось спросить, когда она в последний раз смотрелась в зеркало. То, что я нервничала, просто было доказательством того, что у меня есть пульс.
— Я немного не в своей тарелке, потому что не вполне понимаю, что все это значит. Обычно я не сближаюсь с клиентами.
— Не сближаешься? — Она попробовала это слово на вкус. — Слово на пять долларов, которое портит все удовольствие.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Чего ты хочешь?
— Чего я хочу? — спросила она, как будто впервые слышит такой вопрос. — Хочу развлечься. Перестать тревожиться, перестать бояться. Не хочу больше жить с оглядкой.
Она придвинулась еще ближе. Еще три дюйма, и мы столкнемся нос к носу.
— Я просто хочу потанцевать, — сказала она.
Ну ладно. Босс практически мне приказала. И я, в конце концов, первоклассный работник.
Когда певица запела попурри из джазовых мелодий, я потянула Бекку к танцполу мимо столиков с посетителями. Бекка позволила мне вести в танце, и я была ей благодарна.
Я научилась танцевать у девушек из кордебалета и заклинателей змей и, думаю, держалась неплохо. Мы дергались и кружились, а потом певица переключила на пониженную передачу. Многие танцоры направились к бару, но мы с Беккой остались.
На три минуты я забыла об убийстве и призраках, о правде и лжи. Возможно, и Бекка тоже забыла. Не знаю насчет нее, но мой мир съежился до прижатых к ее голой спине кончиков пальцев, к ее подбородку на моем плече, к запаху духов и сигарет.
Когда медленная песня закончилась, мы пошли обратно к столику. Я чувствовала себя как будто под кайфом, то ли от танца, то ли от клубов марихуаны. Бекка снова заказала джин, я ограничилась лимонадом.
— Уверена, что не хочешь ничего покрепче? — спросила она.
— Точно нет. Всю жизнь только лимонад.
— Ты отказываешься от фантастического джина. От него даже голова не болит.
— Иногда я испытываю искушение, — сказала я. — Но мой отец перевыполнил норму за всю семью.
— Ничего, что я пью? — спросила Бекка.
— Конечно нет. Пей на здоровье.
Она сделала внушительный глоток.
— Пожалуй, я пью многовато, — сказала она. — По мнению Рэнди, слишком много.
— У тебя был не самый простой год.
— Это верно.
— Ты была близка с матерью? — спросила я как можно беззаботнее.
— Смотря с кем сравнивать, — ответила она. — А ты со своей?
— Я первая спросила.
Певица на сцене начала песню, которую я прежде не слышала — быструю и ритмичную. Столики вокруг опустели, все отправились танцевать. А мы вдруг оказались наедине.
— Предлагаю вот что, — сказала Бекка с робкой улыбкой, слегка расслабившись. — За каждый вопрос мне я задаю вопрос тебе. Отвечать обязательно, причем честно.
Я бы предпочла выуживать секреты, а не делиться ими, но согласилась.
— Но я все-таки спросила первая, — сказала я. — Какие отношения у тебя были с матерью?
— Нормальные, наверно.
— Если хочешь, чтобы я согласилась играть, придется заполнить этот карандашный набросок.
— Ладно. Наверное, я была больше близка с отцом, только и всего.
— Правда? Как я поняла, он не был… самым теплым человеком.
— Он был суровым. Но как же иначе? Чтобы управлять компанией, приходится иногда быть жестоким.
Я сомневалась, что жестокость — непременный ингредиент успеха, но оставила эту мысль при себе. Бекка отхлебнула джина и продолжила:
— Но со мной он никогда не был жестоким. Разрешал сидеть на полу в своем кабинете, читать или играть с куклами, пока занимался делами компании. Я никогда не была для него маленькой принцессой. Всегда была его умницей. Слишком талантливой, чтобы просто украшать гостиную какой-нибудь шишки. Когда я… э-э-э… когда я впервые влюбилась в девушку, он был первым, кому я рассказала.
Я подняла брови. И что, что он разрешал ей рисовать мелками на стене кабинета? А такое так просто не расскажешь.
— Ну, не то чтобы прямо рассказала, — призналась она. — Я говорила намеками, как это принято. Но он… он все понял. Это была подружка из школы. Она приходила к нам, и отец видел нас вместе. Как я себя с ней вела. Он спросил, не имею ли я в виду свою подругу. И тогда я призналась, что да.
— И как он отреагировал?
— Я ждала, что он рассердится. Скажет, что я дурочка. А вместо этого он попросил меня быть осторожной. Сказал, что мир не будет ко мне добр и следует прятать сердечные тайны, если я хочу выжить.