где они? Только осуществляя операцию «Обзвон», я начал понимать, насколько нелогично и безграмотно ведет себя руководство страны. Ведь они не хотели, чтобы евреи и другие претенденты на отъезд, например немцы Поволжья, эмигрировали. При этом делали все, чтобы подтолкнуть людей к отъезду. Справедливости ради следует сказать, что даже в самые тяжелые моменты этой эпопеи вариант уехать из страны я не рассматривал.

21 апреля, как раз перед Ленинским коммунистическим субботником — и такое в наше время было, — я собирался позвонить в двадцатое потенциально возможное место работы. Мы договорились с Эммануилом отметить эту круглую цифру: если возьмут — пойдем в пивбар «Гавань», один из немногих центров притяжения молодежи того времени; если откажут — в рюмочную на углу Среднего проспекта и 1-й линии. Конечно, не взяли, и где-то после трех стопок по пятьдесят граммов, закусываемых килечкой с черным хлебом, Эммануил хлопнул себя ладонью по лбу:

— Слушай, Аркадий, у меня прекрасная идея! Во ВНИИНефтехим взяли меня и еще нескольких «инвалидов пятой группы»[31] с нашего курса. Значит, тотального запрета на прием туда «плохих» людей вроде нас с тобой нет. Кроме того, на распределение от них приходил не кадровик, а заведующий лабораторией по фамилии Шапиро. У меня есть его телефон. Позвони, вдруг что-то и получится.

Арон Лейбович вежливо выслушал меня и сочувственно сказал:

— Да, я понимаю, сейчас очень трудно устроиться, но, к сожалению, я взял к себе в лабораторию достаточно много ребят с вашего курса, поэтому мне еще одной ставки не дадут… Хотя подождите. Я переговорю со своими коллегами, другими завлабами. Позвоните мне, пожалуйста, дня через три.

Во время нашего следующего разговора он дал мне контакты Баталина. А что было дальше, мои дорогие читатели, вы знаете. Уже через неделю я стал счастливым обладателем письма директора ВНИИНефтехима Ивана Романовича Осадченко ректору Ленинградского университета с просьбой направить выпускника химического факультета Дыкмана А. С. на вверенное ему предприятие. Когда я торжественно вручил письмо знакомой кадровичке, предлагавшей мне поехать работать учителем химии в деревенскую школу Псковской области, она с одобрением сказала: «Молодец, нашел слабое звено в системе!»

Тогда я никак не отреагировал на ее высказывание, поскольку не до того было — счастье плескалось внутри меня. А потом я задумался, почему все так. Я обошел двадцать институтов, ВНИИНефтехим был двадцать первым. И везде мне отказали, а тут взяли. Причем я не предлагал свою кандидатуру ни институтам Академии наук, ни каким-то секретным предприятиям. Все заведения, куда я пытался попасть, были, в общем-то, на уровне ВНИИНефтехима, но в них не брали, а во ВНИИНефтехим — пожалуйста, раз директор согласен. И я решил, что, наверное, дело в личности Ивана Романовича Осадченко. Не могло быть и речи о том, чтобы считать его «слабым местом в системе», на что намекнула университетская кадровичка. Я специально ознакомился с его биографией. Этим человеком можно только восхищаться!

Иван Романович Осадченко родился в 1912 году в маленьком селе в пригороде Ростова. Его родители, учителя, с детства привили сыну любовь к знаниям. К сожалению, когда ему было три года, ушла из жизни мать, а в пятнадцать лет он лишился и отца. Подросток Ваня зайцем на товарных поездах добрался до Баку, где жил отцовский брат. Там он поступил в инструментальный техникум, но все свободное время проводил на нефтепромыслах — уж больно ему нравилось смотреть, как добывают нефть. Отработав после окончания техникума два года на заводе, он уехал в Москву, где в 1930 году поступил в Губкинский институт (ныне — Российский государственный университет нефти и газа (Национальный исследовательский университет) имени И. М. Губкина), который через пять лет окончил с отличием. Ему предлагали остаться в аспирантуре, но он сказал своему научному руководителю, что его призвание — делать тонны нужной стране продукции, и уехал работать сначала мастером, а потом начальником цеха на Уфимский нефтеперерабатывающий завод вместе с однокурсницей Сашенькой, с которой прожил долгую счастливую жизнь.

Перед самой войной его назначили главным инженером завода, что даже по тем дефицитным на кадры временам было большой редкостью и указывало на неординарность личности Осадченко. Всю войну Иван Романович работал главным инженером НПЗ[32] — предприятия, выпускающего жизненно необходимую для фронта продукцию. В те времена единственной мерой наказания руководства за невыполнение плана, по меткому выражению Олега Куваева, автора знаменитого романа «Территория», была высшая мера. Работать приходилось в жутких условиях. Глеб Михайлович Осмоловский, заведующий лабораторией ВНИИНефтехима, курировавший во время войны нефтеперерабатывающие заводы, рассказывал, что башкирская нефть из-за высокого содержания серы вызывала сильную коррозию оборудования, поэтому трубы, по которым она подавалась в процесс, требовалось менять раз в месяц, а во время войны новых труб практически не было. Аппаратчики били молотком по выброшенным на свалку трубам, и, если труба не разрушалась от удара, ее снова использовали в производстве. И даже при таких очень непростых обстоятельствах завод бесперебойно снабжал фронт бензином. В 1945 году Иван Романович стал обладателем высшей государственной награды — ордена Ленина. А за разработку нового метода получения ценного, очень нужного стране химического продукта в 1949 году его вместе с коллективом удостоили Сталинской премии.

Кажется, сразу после войны все нефтеперерабатывающие заводы Башкирии для усовершенствования системы управления объединили в «Башнефтезаводы», директором которых с 1949 по 1955 год был Иван Романович Осадченко. Можно с уверенностью сказать, что работал он прекрасно, так как в мае 1955-го его направили в Румынию на должность директора завода по переработке нефти «Са́фрон Петроль» (объединение румынских НПЗ).

В начале 1980-х годов СССР продал технологию получения изопренового каучука Социалистической Республике Румыния. И я был свидетелем, как на заводах отбирали кандидатов для работы за границей. Подходили, конечно, только благонадежные люди (за минимальным исключением, мы все тогда были благонадежными, по крайней мере внешне) и при этом — высококвалифицированные специалисты. Но у нас речь шла о рядовых специалистах, а Иван Романович, руководитель нескольких заводов, должен был быть одновременно не только нефтепереработчиком-профессионалом высокого ранга, но и политическим деятелем, и дипломатом.

Он успешно справился с поставленной задачей, и в 1956 году его перевели на должность начальника технического управления нашего министерства, то есть куратора научно-исследовательских организаций, занимающихся нефтепереработкой и нефтехимией.

По всей вероятности, кабинетная работа ему не нравилась. В 1982 году у нас в институте состоялось заседание ученого совета, посвященное семидесятилетию Ивана Романовича. Выступавший там профессор С. З. Левин рассказал, что в середине пятидесятых институт раздирали распри и склоки, которые мешали нормальной работе, а его руководство не могло с