Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватай красавчика, будешь любоваться — другие утащат.
Медленно-медленно я наклонилась в сторону, заглядывая ЗА Торваля.
На диване развалился и потягивался всеми лапами Дух.
— Умная вроде, — он фыркнул, — но дура-дурой.
Итак, приехали. Я сошла с ума и слышу кота. Перед сеансом «лечения» каждый закоулок гостиной мной был тщательно изучен, тетушки с уважением и извинениями вытолканы вон. Некому, кроме нас с Виктором, было говорить. Только мы… и кот.
Да и голос, как я теперь осознала, звучал именно по-кошачьи, чуть пришепетывающе, с растягиванием гласных. Флуктуратор магии, значит…
Я выпрямилась и быстро ответила оборотню:
— Извините, мистер Торваль, это не вам. Это все мои мысли. Немного нервничаю перед второй попыткой, забываюсь.
Виктор еще пару секунд рассматривал мое расстроенное лицо, затем расслабился и коротко кивнул. Вряд ли он поверил моему объяснению до конца, но, по крайней мере, решил не спорить.
Я, уже не колеблясь, положила руки на теплое плато его груди, закрыла глаза и начала обратный отчет:
— Три, два, один…
— Жа-а-ахнули! — сказал тягучий вредный голос. И я жахнула.
В комнате что-то затрещало, но дальше не пошло. Хорошо поработали предки над экранированием гостиной.
Торваль дернулся, взглянул шокированно расширившимися глазами и вдруг пошел рябью. Под моими руками гладкая кожа менялась на шерсть, снова становилась обычной человеческой кожей и еще раз оборачивалась.
Виктора трясло.
— Еще, — застонал он.
— Хорошо вставило, — прокомментировал Дух. — А он к тебе именно оборачиваться приходит? Может, его сам процесс штырит?
Мой подобранный в кинотеатре кот оказался помоечным циником. Иначе откуда такой лексикон?
Я кинула злобный взгляд на Духа. Кот тут же опасливо подобрался.
Удар магией — и Виктор снова «поплыл». Правда, в этот раз буквально на секунду.
— Выдохлась, — честно призналась я. — Первый раз — самый хороший.
Дух опять встрял:
— Не соглашусь! Смотря что в первый раз и с кем.
И тихо захекал, в восторге сам от себя.
Ну погоди, шерстяной юморист, как только Торваль уйдет, я до тебя доберусь. Говорящий кот, которого слышала только я, настолько меня изумил, что я не сразу осознала происходящее с Торвалем.
Несколько секунд Виктор стоял неподвижно, человеческое тело выглядело плотно и стабильно, будто и не было никаких миганий.
— Спасибо, — выдохнул он. — Значит, зверь все-таки со мной, не ушел окончательно. Спасибо!
Он сорвался вихрем, подхватил меня и закружил. Громко смеясь.
Прижал меня, растерянную, к себе и звонко расцеловал в обе щеки.
— Я счастлив, — заявил он. Потом поставил меня на пол и начал быстро одеваться. — До завтра? — Его мысли были чем-то заняты, Торваль напевал под нос, уже погруженный в себя.
— До завтра, — сказала я.
— Приходите еще, обслужим в лучшем виде, — пробормотал Дух, поднял лапу и начал вылизывать свое хозяйство.
Я, чуть не притопывая от нетерпения, дождалась слабого звука захлопнувшейся внешней двери, а затем схватила в охапку ошарашенного кота и кинулась в домашнюю лабораторию к батюшке.
Отъевшийся котяра повис, подметая пол хвостом и задними лапами. Потом вполне по кошачьи заорал. И я уж было подумала, не послышались ли мне все эти разговоры. В таком нервном напряжении у меня скоро еда заговорит человеческим голосом: «Не ешь меня, добрая Фира, я тебе еще пригожусь! Плохой это поступок — еду говорящую кушать, не по-людски».
Может быть, я перенервничала. Галлюцинации у меня от переизбытка магии…
Но тут кот, которого я в очередной раз стукнула утлом на повороте, завопил:
— Рехнулась? Убери от меня руки! А-а-а!
И непрошеный спутник из другого мира начал отчаянно извиваться.
— Молчать! — рявкнула я, втащив кота в лабораторию, и, встряхнув, как мешок, водрузила взъерошенного сопротивленца на стол. Изумленный батюшка, вооруженный своей артефактной рукой, со сложным механизмом на голове, включающим лампы и лупы, проводил взглядом падающие со стола предметы и воззрился на кота.
— Что случилось? — осторожно спросил он.
— Полюбуйся на него! — ткнула я пальцем в кота. Мистер Бизо на всякий случай опустил к глазам лупу на поворотном механизме, а Дух гордо надулся.
Я топнула ногой.
— Да не в этом смысле, не нужно на этого толстобрюхого любоваться.
— Поклеп, — обиделся кот, — у меня на животе одни мышцы, завистница.
— Ты уж определись, — заметил батюшка, — смотреть мне или нет?
— Слушать надо! Он — говорящий! — обличительно сказала я.
Кот и батюшка сначала настороженно посмотрели на меня. Затем изучающе — друг на друга, и не нашли ничего интересного. Опять — на меня.
— И что он говорит? Рассказывает древние легенды? Рассуждает о проблемах мироздания? Стихи зачитывает?
Дух приосанился. Я возмутилась.
— Стихи?! Да он грубый, бесстыжий нахал!
Оба потрясенно воззрились на меня.
— Приставал? — неуверенно предположил батюшка.
Кот отрицательно замотал головой, возмущенно тараща глаза.
— Вот это поклеп так поклеп, — заявил он, — протестую! К людям не пристаю — это извращение. Я с тобой просто сплю! И то — по привычке и из жалости, ты ж рыдала первые ночи, хоть шкуру выжимай. Еще и жениться мне предложи, дылда безволосая, я вообще из дома уйду, так и знай.
И что-то забухтел про кузена Пусика, который домогался сначала игрушек и подушек, потом хозяйских ног, а потом плохо завершил свое сексуальное приключение в ближайшей клинике, и теперь ему нечего вылизывать. Сам он, Дух, такого не допустит, чтобы я даже не мечтала.
Я уперлась кулаками в бока и сердито ответила:
— Куда ему приставать, это же кот. Он просто разговаривает, а я его слышу. Сейчас меня лысой дылдой назвал.
Кот подскочил, как пружина, на всех четырех лапах и восторженно мяукнул:
— Небеса услышали меня! У Фирки-то уши заработали. Наконец-то я смогу нормально командовать! В смысле четко говорить, что мне надо.
Батюшка осторожно взял прыгающего от счастья Духа за ухо и посмотрел на его морду через линзу.
— Магии в нем много, присмотрись, девочка. Ты слишком перекормила энергией свой флуктуратор. Говорят, в древности были магини-ведьмы, чьи флуктураторы могли разговаривать. Некоторые — только с хозяйками, некоторые — со всеми. Но характером девицы отличались прескверным, отдавая магию, сами ходили пустыми и озлобленными. До сих пор злых девушек ведьмами называют.