Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стало быть, молодой, ты понял нашу жизнь лучше, чем многие другие. Смело и верно. Если сам к этому пришёл, то ты действительно человек с большой буквы. А если тебе в голову вбили эту дельную мысль, не сильно хуже. Значит, всё впереди.
— Уж поверь, мне плевать, что ты тогда сказал. Я бы и ухом не повёл, если бы ты не тявкал на сестру Кайю. В первую очередь я защищал её честь. Она лучше меня, тебя и многих других в этом Круге! — жёстко ответил Альдред.
— Она — легенда этого отдела. Её имя всегда будет в почётном списке из архивов. Сестру Кайю уважают все. Я — в том числе. Но пойми, для тебя она нечто большее. Что-то вроде расписной иконы. Не человек, а идол. Кумир, другими словами. Помнишь заповедь противоположностей? «Не сотвори себе кумира…», кроме Света и Тьмы, разумеется. Вроде так. Подобные заблуждения… не приветствуются.
— Да что ты знаешь о моей наставнице?! — проворчал Флэй. Чем больше они вели разговор с Рутгером, тем больше тот ему надоедал. После драки не машут кулаками, но осадочек остался — и только множился.
— Больше, чем ты в состоянии себе представить, — убеждал белобрысый. — Я поступил на службу сюда почти одновременно с ней. Знаю, кем она была, кем стала. Её достижения. Её грехи в миру. Ты вообще спрашивал её о чём-то таком? Ах, да. В ней силён персекуторский принцип не распространяться о прошлом. Хотя она тоже не сразу впитала его в себя. Это приходит со временем.
Альдред не ответил, молчаливо соглашаясь с сослуживцем. Сестра Кайя была для него святой или около того, а про её годы до Инквизиции воспитанник знал мало. Да и не хотел. Он будто подсознательно берёг тот образ святости, который построил вокруг неё. В упор не допускал и мысли о возможных недостатках. Уверовал в неё, ставя также высоко, как язычники — своих омерзительных и жестоких богов.
— Неважно, кем она была раньше, — пробормотал Флэй.
— Что и требовалось доказать, — парировал Зальц. — А ведь это интересно. Ну да ладно. Я лишь хочу сказать одно: ты — единственная причина, по которой она перевелась в кураторы. Почему тебя не отдала к нам сразу.
— То есть? — не понял Флэй.
Альдреду ментор всегда говорила, что попросту устала от круговорота нескончаемого насилия в своей жизни. Инквизиция основана на репрессиях и кровопролитии. Просто на кураторов приходится наименьшая их доля.
— Всего не знаю, но скажу вот, что: инквизиторам не положено тащить кого ни попадя в корпус. Для этого существует отдельная категория лиц — собственно, вербовщики со стороны. Наши мирские агенты. Взять тебя — личная инициатива сестры Кайи, которую она отстаивала всеми правдами и неправдами. Я не спрашивал, при каких обстоятельствах вы встретились, но… что-то она увидела в твоих глазах. Я уверен.
Альдред гонял во рту воздух. Стал спокойнее. Он позабыл, что перед ним человек, с которым никогда не сдружится. Просто слушал, потому как находил иную точку зрения на его отношения с ментором занимательной.
Ему приходилось прикладывать поистине титаническое усилие, лишь бы не вернуться мыслями в тот роковой день, когда сестра Кайя вырвала его из лап судьбы.
— Сомневаюсь, что ты был силён достаточно при вашем знакомстве. Может, просто вполне умён. Ей было видно, ты нуждаешься в защите. Иначе это пропащее дело. Она хотела именно что взрастить тебя. Раскрыть потенциал, называй, как хочешь. В ключе, который находила правильным. Так началась ваша новая жизнь в отделе кураторов. И постепенно ты шёл к этому дню под её чётким надзором…
— Ей было не дано увидеть мой перевод в персекуторы, — проронил Флэй.
— Разве это важно? Сестре Кайе было не это нужно, я считаю. Возможно, она увидела в тебе потенциального сына. Многие женщины рано или поздно тяготеют к материнству. Но не всем дано родить. Инквизиторам — и подавно. А ты подходил на эту роль для неё. Плоть от своей плоти, грубо говоря. Её преемник. Новая легенда корпуса.
— Ты несёшь бред, — заявил Альдред. Зальц понятия не имел, какие порочные узы связывали его с сестрой Кайей.
— Относись к моим словам, как хочешь. Но подумай хорошенько. Окольными путями она подвела тебя к нише, в которой ты бы внёс самый огромный вклад в Равновесие. Потому как ты на это способен духом своим. Как и она. Я убедился в этом на личном примере. И вот ты здесь. Один из персекуторов. Избрал стезю, к которой тебя готовили. Противоположности дали добро. Значит, сестра Кайя не прогадала.
— На минуточку… Ты сейчас выставляешь всю мою жизнь чьим-то экспериментом?! — заметил Флэй. Над ним возобладал гнев. — Я что, похож на подопытного кролика?
— Учти, ничего такого я не говорил, — холодно отозвался Рутгер. — Просто хочу донести до тебя, что на жизнь смотреть под одним углом не стоит. Есть обратная сторона чаяний сестры Кайи в отношении тебя. И если Свет и Тьма смилуются, ты всё равно узнаешь. Кроме того, на твоём месте я бы не стал идеализировать ментора. Она — такой же человек, как и все. Со своими изъянами. Бзиками. Больными желаниями.
Казалось, он знает больше о Альдреде и сестре Кайе, чем говорит.
— Хватит об этом, — потребовал новобранец.
— Сейчас у тебя другая жизнь. Одинокая. У сестры Кайи теперь тоже совсем иные заботы. Подумай о том, чтобы ты чувствовал себя в новой шкуре, как рыба в воде, — напоследок наставил его Зальц.
— Ты всё сказал, я надеюсь? — угрюмо спросил его Альдред.
— В общем-то, да, — отстал от него Рутгер. Через боль он постарался укутаться в одеяло, готовясь ко сну.
— Я сообщу тебе, если мне вдруг понадобится совет или компания морального калеки вроде тебя, — съязвил Флэй. — А до тех пор не подходи ко мне на пушечный выстрел. Мы не друзья. Понятно?
На слова Альдреда Рутгер ответил вымученным смехом.
— Больно надо, молодой. Важно, чтоб мы просто сработались. А теперь… спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — твёрдо желал новобранец. Добрых слов в ответ ему ни для кого никогда не было жалко.
Вскоре Зальц захрапел. У Альдреда же сна не было ни в одном глазу ещё долго. Его разум переваривал разговор с Рутгером. Он не мог поверить в то, что в первую очередь сестра Кайя видела в воспитаннике сына. Она взращивала его, как инквизитора, — и это правда. Все слова застрельщика разбивались об неудобный факт: они были любовниками.
Допустить крамольную мысль, что одно другому не мешает, а Зальц всё-таки выразил верные измышления, Альдред оказался не