– Спасайся, братцы! На конь…

И тут же выстрел из пистоля его свалил. Скопин-Шуйский, сунув в футляр дымящийся пистолет, уже рубил наотмашь отточенной булатной саблей. Сотни его бойцов яростно догоняли разбегавшихся «болотниковцев» и секли, рубили, пронзали… Изредка звонко хлопал выстрел – и опять крик, визгливое ржание лошадей, вопли отчаяния и перемешанный стук копыт.

Менее чем в четверть часа закончили. Московские воины снимали с убитых оружие, ловили носившихся с пустыми седлами коней. Скопину принесли сумку убитого сотника, он посмотрел тщательно – нет ли каких бумаг. Ему сказали, что ускакать смогли не более двадцати бунтовщиков.

Царю Василию Ивановичу особый гонец принес весть о победе племянника. Впадавший последнее время в отчаяние от безысходности положения Шуйский обрадовался и воспрянул духом. Все, потерпевшие поражение от Болотникова, включая обоих братьев царя, Ивана и Дмитрия, угрюмо молчали, томимые завистью к «мальчишке». Разнежившийся царь при встрече обнял племянника и назвал по-родственному «чадунюшка». Московские полки торжествовали.

* * *

К большой избе, где остановился после взятия Коломны Болотников, подошел нестарый человек в простой, но крепкой одежде, в яловых сапогах. На нем накидка, вроде воинской епанчи, из грубого бурого сукна. За поясом тесак в деревянных ножнах и рукоять пистоля торчит.

– Кто такой к воеводе? – спросил стоявший на страже казак.

– Скажи Ивану Исаевичу, от Миши, из-за межи.

– Счас спросим, – произнес другой страж не в казачьем чекмене, а в стрелецком кафтане, с саблей у пояса, с пищалью. Он стукнул в оконце.

– Ко мне? А, так ты от Миши… Заходь.

– Оружие забрать у него, Иван Исаевич?

– Не надо. Я знаю этого путника, пусть зайдет. – Оба прошли в дальний угол избы, у нагретой печи сели на лавку.

– Сейчас вам принесут поесть, почтенный, и согревающего…

– Я не пью русскую водку или казачий пенник.

– Тогда медового сыта. Здесь нет романеи, к сожалению.

– Медового можно… немного.

Миловидная женщина в суконном сарафане, поверх которого накинут был пестрый шушун, а голова повязана по-казачьи цветастым платком, внесла деревянное блюдо с тарелкой и миской. В миске каша просяная с постным маслом – ложка торчит медная. На тарели кусок жареной свинины и рыбина-балык. На блюде хлеб простой, не крупитчатый, а корчага с Украйны, глиняная, расписная. Две чаши посеребренные, дорогие.

Женщина хотела прислуживать, принесла еще кувшин воды, деревянный таз, ширинку вышитую.

– Не надо, Домнушка, мы сами, – мягко сказал Болотников. – Ступай. У нас разговор сугубый, не для женского ума.

Женщина вышла. Воевода прошел за ней и сказал стражу с пищалью:

– Это лазутчик. Никого не пускать. Ежели кто из старшины – предупреди.

Мужчины снова сели перед подносом с корчагой и снедью. Болотников налил в чаши сыту.

– Доброго здоровья, падре.

– И вам того же, мессер Джованни.

Они выпили из чаш, и путник стал неторопливо насыщаться. Воевода молчал. Наконец пришедший закончил еду, вымыл руки, вытер их ширинкой.

– Что там в Самборе? – спросил Болотников.

– Он по-прежнему не хочет ехать на Русь. Боится, что для него это может закончиться так же, как для того.

– Они здесь уже начинают беспокоиться. Им нужен царь Димитрий Иванович, даже подставной. Пока, во всяком случае. Но у них возникают подозрения в отношении меня. Правда, если я разобью значительную часть царской армии, войду в Москву и схвачу Шуйского… Но это еще впереди. Опальный князь Шаховской в случае успеха явно намерен добиваться престола. То есть ему я нужен до Москвы.

– Если вы возьмете Москву и уберете Шуйского, мы примем самые решительные меры. Если Шаховскому удасться занять трон, мы поддержим его до нужного времени. Надеюсь, и вы тоже, мессер Джованни.

– Разумеется. Я не претендую на московский престол. Я выполню то, для чего послан. Я должен убрать эту боярскую власть.

– Наша великая задача заменить веру схизматиков на апостольскую веру. Поставить в Москве католического монарха.

– Это будет на Руси необычайно трудно, но это ваше дело, падре. Должен предупредить, я не вполне уверен в своем успехе. Мои соратники могут предать меня.

– Для чего?

– Чтобы выторговать себе жизнь у царя за счет моей жизни. Тогда вы причислите меня к лику святых мучеников? – засмеялся Болотников.

– Зачем вы так шутите, мессер Джованни? – Пришедший сказал несколько слов не по-русски, на певучем иностранном языке.

– Я не боюсь смерти, падре. Иначе я мог остаться в Венеции и выучиться для цеха стеклодувов. Эти волшебники накапливают от своего ремесла значительные деньги. Впрочем, здесь тоже можно приобрести немало ценностей. А вы, падре, будете ждать меня в Москве?

– Да, я очень надеюсь, что вам удастся в нее войти.

После окончания этого странного разговора Болотников проводил человека, именуемого им «падре», до порога. Он сказал сторожившему казаку:

– Позови-ка кого из молодцов-казачков. Пущай он гостя моего позади себя на коня посадит да отвезет подале от лагеря, куда ему надо.

К лагерю рязанцев, разбитому в полуверсте от Коломны, тем временем подъехал Прокопий Ляпунов. Приблизившись к шатру воеводы Сунбулова, бросил повод слуге, спросил:

– Воевода дома?

– Он, Прокопий Петрович, с вашим братцем трапезничают.

– Здорово, – воскликнул Сунбулов, увидев входившего Ляпунова. – Садись к столу. После охоты под вино дичь жареную грызем. Только спалили малость сверху, когда шкуру с лося сдирали… Ну, ничего, лось матерый, мясистый… Я больше половины отдал нашим робятам. Нам оставил два окорока да губы лосячьи.

Сунбулов протянул Прокопию Ляпунову обливную кружку, наполнил до краев пенником.

– Ну, догоняй. Какие новости привез от нашего старшего воеводы, холопьева предводителя Ваньки Болотникова? Где царь Димитрий Иванович, который послал во имя его брать Москву? А сам царь есть ли на самом-то деле?

– Да, времячко, – сказал Захар Ляпунов. – Воюешь на родной земле, кровь русскую льешь, а за кого и для чего? Непонятно.

– Тут мне Захар привез «прелестное» письмо, для москвитян писанное. И писанное от имени Ивана Исаевича Болотникова. Так вот в нем призывает Иван Исаевич холопам боярским побивать своих бояр и жен ихних, а вотчины и поместья брать на себя, а также гостей и всех торговых людей побивать и брать себе их имения и товары. Призывает он, Иван Исаевич, всех воров к себе, а он, кому сочтет достойным, давать будет боярство, воеводство, окольничество и дьячество…

– Так он, выходит, в воровские цари себя прочит и сам собирается править?.. А Димитрий Иванович это так, для отвода глаз, – догадался Прокопий Ляпунов. – Ловко! Для дурацких мозгов ковко – куй железо, пока горячо…