Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, что не встретил у портала. Ноги болят, ходить трудно, — хозяин дома смущённо улыбнулся, но тут же стал серьёзным, пристально оглядев всю кавалькаду. — Правда, я ждал другого человека. Где он?
— Ушёл в портал, не успел отменить переход, — резко ответил Джинхэй, привлекая к себе внимание. — Это был гениальный русский учёный. Темпоральный физик.
— Хм, — пренебрежительно осведомились от крыльца. — Что может понимать буддийский монах в этернализме и коллапсе временной функции?
— Инженер по образованию… Я знаком с работами Лекруа, Вингмана и Хацамуро.
— Ну, конечно! Самовлюблённый болван Лекруа! Он за десятки лет ничего не придумал, кроме теории дивергенции. Не говори мне про этого бездаря, — старик нахмурился, задумчиво посмотрел на монаха, перевёл взгляд на Земноводного и снова вернулся к монаху: — Странно… Я думал, что ты простой проводник, — он сдержанно кивнул, приветствуя оппонента. — Извинения приняты?
— Чего ещё ожидать от брахмана? — вызывающе ответил монах, с усмешкой делая ответный поклон. — Принято, пандит, подискутируем потом.
— Э-э-э, мне кто-нибудь объяснит, наконец? — удивительно спокойно произнёс Николай. Он вышел вперёд и занял позицию между спорящими. — У нас тут что? Научная беседа?
— Именно, юноша, именно! Приятно пообщаться со сведущими людьми. Особенно здесь…
— Мы встретились с известным индийским учёным, — улыбнулся Джинхэй, кивнув на старика. — Разумеется, это брахман. Только они могут заниматься наукой. Хочешь, назову имя?
— Раджаникант Надкарни, — торжественно сказал Николай, осенённый внезапной догадкой.
— Не совсем, — усмехнулся старик, с любопытством разглядывая Земноводного. — Всего лишь на одну треть… Да, я тоже гибрид, не удивляйся, — он медленно спустился с крыльца, приблизившись к друзьям: — Позвольте представиться, коллеги. Аллури Ситарама Раджу.
— Он же маратхский принц Дхонду Пант, или Нана Сагиб, — внезапно добавил Джинхэй, пристально изучая перстень на руке индуса. — Предводитель восстания сипаев. Я ведь прав?
— Прав, но об этом потом, — невозмутимо парировал Раджу и широко улыбнулся. — Думаю, сейчас для вас гораздо актуальней отдохнуть. В доме ждёт горячая баня и хороший ужин. Прошу… За вещи и лошадей не беспокойтесь. О них позаботятся.
* * *
Оказывается, старый Раджу устроил в доме очень приличную баню. Земноводный застирал одежду, потом с наслаждением вымылся и попарился, остервенело соскабливая многодневную грязь, и переоделся в удобный полотняный балахон, заботливо предоставленный хозяином. «Сейчас бы кружечку пива», — подумалось вдруг Николаю. Он вспомнил давнюю посиделку и загрустил… После Николая пошёл Джинхэй. Буддийским монахам не разрешено оголяться в присутствии посторонних. В некоторых случаях они так и моются в одежде. Перед походом в баню снимают повседневную робу и надевают другую, предназначенную для мытья. Облившись водой, робу намыливают, и она, словно мочалка, впитывает пот и грязь. Затем монахи ополаскиваются и переодеваются в сухую чистую одежду…
Ужин Земноводному не понравился. Вся еда была сильно приправлена замысловатыми специями, от чего профессор, привыкший к более простым блюдам, очень страдал. Конечно, он не сказал хозяину, по достоинству оценив его старания. Добродушный индус сам прислуживал гостям, что было удивительно. Принц всё-таки… Земноводный улыбался и мужественно ел, запивая острую пищу каким-то сладким напитком. Вскоре Раджу принёс масалу, традиционный чай в большом бронзовом заварнике, и с десяток «куллархи» — одноразовых глиняных стаканчиков, которые очень распространены в Индии. Эти стаканчики просты и дёшевы в изготовлении, а после того, как чай из них выпит, их обычно выбрасывают. Ну и в завершении на столе появился поднос с душистыми, мягкими булками, буквально насыщенными мёдом и орехами. Чай оказался непривычным — со специями и молоком, однако Земноводный всё-таки отважился его попробовать, обильно заедая невкусный напиток сладкой выпечкой. В общем, колоритный был ужин, познавательный…
Трое учёных собрались вместе в маленькой уютной комнате, где было разбросано несколько массивных тюфяков, набитых душистой соломой. После заявления Джинхэя об инженерном образовании Земноводный уже перестал удивляться его познаниям, искренне радуясь обществу надёжного, талантливого собрата. Друзья удобно устроились, терпеливо ожидая долгого разговора, а сам Мудрейший разместился в глубоком деревянном кресле, сославшись на больные колени и спину. Какое-то время он молчал, пристально разглядывая гостей, и о чём-то напряжённо думал. Вскоре индус заговорил:
— Никогда не любил биографии, но сейчас придётся рассказать две истории… Кстати, монах, — внезапно сменил он тему, — ты посвящён в технику разделения прадханы и пуруши?
— Разрушить авидью? Восьмая ступень познания! — встрепенулся Джинхэй. — Разве я достоин?
— Достоин. Готовься, — повелительно оборвал Раджу. — Время пришло, ученик…
— Да, учитель, я посвящён, — смиренно ответил монах. Он встал, сложил руки на груди и низко поклонился. Затем он сел прямо, поджав ноги, закрыл глаза и отстранился от всего.
Из уважения к Николаю, индус говорил с монахом по-английски, хотя речь шла о таких странных, далёких вещах, непонятных в обычном мире, что Земноводный сперва растерялся. Он вопросительно посмотрел на Мудрейшего. Старик усмехнулся и повторил:
— Время пришло… Но вернёмся к беседе.
— Что такое прадхана и пуруши? — неожиданно спросил Земноводный.
— Тело и душа, условно. Чтобы освободить душу, надо разрушить связь. Монах сможет…
— Но человек ведь умрёт, — напрягся Николай. — Монахам нельзя убивать!
— Прости, коллега, но ты европеец. Другая духовная школа, — хозяин тепло улыбнулся и покачал головой. — Раджаникант ведь не умер. Преспокойно сидит во мне много лет. Правда, пытался гадить, но я его усмирил.
— Выходит, — Земноводный обрадованно взглянул на браслет, — Артур ошибся?
— Так у него не было практических наблюдений. Одни расчёты… Кстати, про какого Артура говорим? Из твоего мира или моего?
Николай грустно вздохнул и в очередной раз поведал свою историю. Аллури расслабился в кресле, откинувшись назад, и прикрыл глаза. Он внимательно слушал, периодически постукивая пальцем по подлокотнику. Точно такая же манера, как у Крижницкого. Николая сперва позабавило это сходство, но мысли о друге, возможно погибшем, сразу испортили настроение.
— Артур не погиб, — обнадёживающе сказал старик, наблюдая за профессором. — Но я не знаю, куда его занесло.
— Как ты догадался? — изумился Николай. — У меня на лице написано, что ли?
— Это несложно. Мы недавно говорили о нём. Кроме того, я прекрасно знаю нашу общую привычку — вникать в беседу, прикрыв глаза, и колотить пальцем. Логично предположить, что ты скорбишь, думая о друге.
— Так это же всё из-за меня! — огрызнулся энтомолог. — Я виноват!
— Виноват портал и те существа,