Не ощущая своего тела, я спряталась в самом дальнем уголке и сидела тихо, как мышка, боясь, что если меня найдут, то я лишусь чего-то важного, чего-то жизненно необходимого.

Но оно приближалось.

Неотвратное Нечто, желающее забрать меня отсюда и увести за собой, было уже рядом. Я его чувствовала, и оно чувствовало меня, но хватать в свои объятия и тащить куда-то против моей воли не торопилось. Оно ожидало, когда я смирюсь и пойду за ним сама. А я была почти на грани, но продолжала в отчаянии цепляться за интуицию и надежду, что шептали мне незнакомым, но таким до боли родным, мужским голосом, вернуться к нему, остаться с ним.

И я хотела вернуться, хотела остаться, но не помнила, кто этот мужчина, и не понимала, как мне это сделать. Я хотела закричать ему в ответ, чтобы дал хоть какой-то намек, какой-то знак, вывел меня из тьмы, из пустоты, но душа не разговаривает вслух, а тело мне уже не подчинялось.

Нечто, — бесплотный воздух, который не видишь, а чувствуешь всем своим существом, — встало напротив меня и первое время просто изучало. А затем заполнило собой мое сознание.

— Ты хочешь вернуться? Хочешь быть с ним? — спросило оно безжизненным, ровным голосом, и я, ни на секунды не раздумывая, кивнула, — бедное, неразумное дитя. Хорошо, раз тебе нужна эта отсрочка, длинной в твою человеческую жизнь, я подарю тебе ее.

Щелчок пальцев, и окружавшая меня темнота взорвалась миллиардами звезд и огней.

Боль вернулась с утроенной силой, заставляя кричать и корчиться. Меня словно на живую нитку пришивали к чему-то, а об анестезии даже не задумались. Благо длилось это недолго. Может секунду, может две, показавшиеся мне вечностью.

Затем лба коснулась ладонь и сознание снова затопил бесполый голос.

— Просыпайся, дитя.

***

Судорожно вздохнув, я проснулась и первое, что увидела, это черные, как та тьма, из которой я только что вырвалась, глаза. Они ласкали меня взглядом, притягивая, и обещая все на свете.

Подняв руку, я прикоснулась к его лицу и прошлась пальцем по пересекавшему переносицу шраму, впитывая в себя каждую его частичку, каждый атом.

— Ты ангел? — я не узнала свой голос, до того он охрип.

— Скорее наоборот. Но ты можешь звать меня как хочешь, детка, — красивых губ коснулась кривая ухмылка.

— Что, даже заносчивой задницей? — притворно невинно захлопав глазками поинтересовалась я. Матвей поднял голову и громко рассмеялся.

Этот его смех впервые за прошедшее время помог мне почувствовать себя живой и понять, кто именно удерживал меня там, в темноте, не давая сдаться и уйти на свет, или куда там дальше уходят все души. Это он звал меня, умоляя вернуться. Это он тот, благодаря кому я все еще жива.

Воспоминания обрушились на меня, как град с небес. Резко приняв сидячее положение, я схватила Бела за плечи, прижалась к нему, словно перепуганный котенок, и успокоилась только почувствовав, как меня за талию сжимают его сильные руки.

— Михаль, он… он…

— Все хорошо, малышка, его тут нет. Он больше не причинит тебе вреда, не переживай, — погладив меня по спутанным волосам, он коснулся губами моего виска, позволяя расслабиться и ненадолго забыться.

Нашу идиллию прервало тихое покашливание.

Резко повернувшись, я увидела стоящих в пустом проеме Машку, Изольду, ректора, друзей Матвея и некоторых других преподавателей. Все они, уставившись на меня, выглядели так, словно привидение увидели.

Первой опомнилась и рванула ко мне Зайцева. Дотронувшись до моей руки, она громко всхлипнула.

— Васька, горе ты мое луковое, скажи, что с тобой все в порядке и ничего не болит, — выдавила из себя подруга, а я не выдержала и улыбнулась в ответ.

— Отлично все, Маш, — Матвей будто нехотя выпустил меня из своей хватки, и следующей меня сжимала уже Зайцева, — только я сейчас такая голодная, что и слона бы съела, — сказала, и действительно почувствовала спазм в желудке.

Странно, учитывая, что время позднее, а я после шести практически не ем.

Все присутствующие быстро переглянулись, и только Миронов, нахмурившись, выступил вперед.

— Кстати о слоне… — он прочистил горло, собираясь продолжить, но его тут же перебил Матвей.

- Я сам все ей расскажу. Оставьте нас одних, — если я думала, что преподавательский состав, во главе с ректором, сейчас пошлет зарвавшегося наглеца куда подальше, то очень сильно ошибалась. Никто даже слова против не сказал. Дружно кивнули, бросили на меня полные сожаления взгляды, и вышли из комнаты.

Дверь, впрочем, осталась валяться на полу.

Ситуация начала не на шутку напрягать. Что-то здесь произошло, и это «что-то» напрямую было связанно со мной. Я, конечно, знала, что выпытаю у Матвея всю правду, но очень сомневалась, что она мне понравится.

Белорадов сделал шаг в сторону, и я впервые за все это время смогла его разглядеть. И тут же удивленно мысленно присвистнула.

Видок у него был совсем не такой, как в нашу последнюю встречу в бальном зале. Рубашка где-то потеряла все пуговицы и открывала на всеобщее обозрение его мощную грудь, а штанам не смог бы помочь даже самый лучший портной.

— Почему ты выглядишь так, словно тебя пожевал и выплюнул адский пес?

— Ну, тут ты недалека от правды. Примерно так все и было, — хмыкнул Матвей

— Эй, не пугай меня, здоровяк. Что здесь произошло? — заметив страх в моих глазах, он вернулся к столу и склонился надо мной. Вена на его шее притягивала взгляд и так бешено пульсировала, что мой рот непроизвольно наполнился слюной.

Ненормальная реакция.

— Детка, тут такое дело… За те полчаса, что ты была в отключке, ты успела обзавестись очень сексуальными клычками, — его слова доходили до меня словно через плотный туман — медленно и неотвратимо.

Я прошлась языком по верхним зубам и почувствовала укол. Капля крови попала мне на губу. Не отдавая себе отчета, я слизнула ее и чуть не застонала вслух. Солоноватый и насыщенный вкус ударил в голову, но вместе с тем отрезвил мое сознание.

— Матвей, я что, теперь кровосос? Комар? Пиявка? — хорошо, что все ушли, оставив нас наедине, и не видели сейчас моей истерики. Из глаз тут же брызнули предательские слезы, а все тело охватила мелкая дрожь.

Прижав меня к себе, Бел схватил меня рукой за волосы, заставив запрокинуть голову, и зарычал.

— Не смей так себя называть.

— А как мне себя называть? — в отчаянии выкрикнула я, испытывая жгучий стыд и мечтая спрятаться куда подальше. Вот откуда этот непонятный голод. Гребанный Долгов успел превратить меня в себе подобное существо. Где бы он не находился, поди ржет сейчас во всю глотку, — кто я теперь такая? Кровавая шлюха?

— Ты — моя жена.

Не знаю, что из этого больше повергло меня в шок: то, что Долгов сделал из меня помешанную на крови маньячку, или слова Матвея про жену. Наверное, все же второе, так как тот момент, когда острые клыки впились в мою шею, я, хоть и с горем пополам, но помнила, а вот предложение руки и сердца и клятв у алтаря, нет.