Дежурный щурится против солнца, видимо, сверяя внешность собеседника с полученным описанием, потом берётся за рацию, негромко что-то туда говорит, получает ответ и манит нас поближе:

– Паспорт с собой?..

Приветливость полиции объясняется очень просто: сразу за поворотом обнаруживается Князев. Он оглядывает нас с головы до ног и вздыхает.

– Ну вот скажите мне, Александр Евгеньевич, на кой нужно было её сюда тащить? На дохлого дракона смотреть?

– На маньяка, – огрызаюсь я. – Что, в этот раз потенциальные подсказки от Ундины вас не интересуют?

– Меня интересует запереть тебя где-нибудь от греха, – ворчит капитан. – Твоему жениху тоже стоило бы этим поинтересоваться.

– Я здесь, вообще-то, – мрачно напоминает Сашка. – И шли б вы, Олег Андреевич, на хрен с вашим интересом вместе. Что там?

Капитан усмехается.

– Я же говорю: дохлый дракон.

Он машет рукой, веля следовать за ним, и мы спускаемся сквозь заросли к длинному и узкому песчаному пляжу. Справа, у самых кустов, ещё один полицейский держит на поводках пару крупных псов: бело-рыжих, длинноногих и длинномордых. Сашку они узнают, вскакивают и начинают вилять хвостами, один пару раз гавкает. Он дёргается было к ним, но передумывает.

– А Василий Никитич?..

Князев шагает в сторону, давая нам пройти. Дальний край пляжа загибается полумесяцем, обрыв и заросли там сходят на нет – не дорога, но полицейский уазик пробраться сумел. Рядом с ним стоят трое мужчин в форме и один в камуфляже.

Похоже, Кожемякин не шутил.

Но какого лешего?..

Поперёк пляжа, ровно между нами и уазиком, лежит дракон. На дельфина он не похож, даже с учётом приставки «псевдо», скорее, на Лох-Несское чудовище, как его рисуют на картинках: длинная шея, небольшая голова, толстенькая тушка обтекаемой формы, ласты, как у моржа, и размер тоже вполне моржовый. В норме они кирпично-оранжевые, но конкретно этот уже потускнел до бурого, а вокруг головы колышется тень от зарослей, вызывая ассоциации со щупальцами. Передняя часть туши утопает в залитом кровью песке, хвост лежит на мелководье, и рядом с ним копошится что-то мелкое. В первый миг я думаю про ещё одну собаку, но почти сразу понимаю, что это детёныш.

Ох, ёлочки…

Сашка тянет меня за руку, чтоб обойти тушу по краю пляжа. Я закусываю губу, чтоб не разреветься, и иду за ним, стараясь выгнать из головы жалостливые мысли о малыше, которому теперь предстоит жить без мамы. И ведь ни в какие добрые руки его не взять…

Да что за сволочь это сделала, а?!

Потенциальная сволочь при виде нас ухмыляется.

– А, вот и мой юный оруженосец со своей дамой сердца. Хотя после вчерашнего полноправный рыцарь, чего уж… Руки не подам, прости. – Он звенит наручниками на запястьях. Мне хочется его стукнуть, чтоб не кривлялся, но он почти сразу принимает деловой вид. – Так, Сань, фургон на стоянке, его уже вроде обыскали, шмотки тоже, да? – Он косится на Князева, тот кивает. – Будь другом, проверь там по списку в протоколе, собери и закинь домой. Доверенность на тебя там в бардачке лежит, знаешь где. И за девчонками моими присмотри. – Он кивком указывает на собак.

Сашка растерянно оглядывается.

– А… Что случилось-то?

Улыбка Кожемякина становится шире.

– Ну не тупи. Тушу видишь? Браслеты, – он снова звякает наручниками, – видишь? Выводы делай сам. Капитан, я готов, можем ехать.

– Василь Никитич…

– Гулять два раза в день, корм там пока есть, где лежит, знаешь.

Сашка зло шипит, стряхивает мою руку, в два шага подходит к наставнику, встаёт напротив. Некоторое время они сверлят друг друга взглядами, потом Кожемякин фыркает и вдруг поворачивается ко мне.

– Ну что, Катерина, – в его голосе слышится надрывное веселье, – попробуешь себя в роли детектива ещё раз? Опыт вроде есть.

– Опыт есть, Знака и полномочий нет, – отвечаю мрачно. – Все вопросы вон, к капитану.

– Вот, слышал? – подхватывает Кожемякин. – Все вопросы к капитану, а меня уже клопы в камере заждались.

Один из конвойных кривит рожу так, словно вот-вот начнёт доказывать, что никаких клопов в изоляторе нет, а комфорт тянет на пятизвёздочный отель. Но тут Князев машет рукой, арестованного упаковывают в уазик, и водитель медленно, осторожно даёт задний ход.

Когда рычание мотора и треск веток стихают, Сашка сплёвывает на песок и негромко матерится. Князев вздыхает.

– Вот и я так думаю, – произносит он и глядит на свой перстень. – Сам обнаружил тушу, сам нас вызвал, сам своими ручками ножик окровавленный вынес, мол, виноват, во всём признаюсь, всё подпишу. И на вранье его, заразу, поймать не удаётся.

Я припоминаю, как Кожемякин уходил от ответа на Сашкины вопросы. И ведь действительно, фраза «я убил дракона», за которую мог бы зацепиться определяющий ложь артефакт, произнесена не была – как и противоположная.

Вот только правила никто не отменял. Ножик с отпечатками пальцев у полиции есть, а алиби нет, ибо на пляже в эту ночь знаменитый драконоборец торчал в гордом одиночестве.

Или кто-то ещё тут всё же был?..

К Сашке подводят нервничающих собак, и он отвлекается: чешет их за ушами, гладит длинные морды. Обе тут же успокаиваются, начинают ластиться, виляют хвостами, а одна даже пытается поставить передние лапы Сашке на плечи и лизнуть в нос – размеры вполне позволяют. Он фыркает, отстраняется, грозит пальцем и тут же снова зарывается ладонью в волнистую шерсть. Гошка, до сих пор сидевший в сумке тихонько, высовывает нос и ревниво чирикает.

– А что со следами? – спрашиваю я, одним пальцем гладя дракона по макушке. – Похожи на те, у водозабора?

– Ну как сказать… – тянет Князев. – Размер – плюс-минус тот. Вот только… – Он присаживается на корточки и протягивает руку: – Бобик, дай лапу!

– Это Верба, – бурчит Сашка, придерживая собаку за ошейник, но она на удивление послушно выполняет команду. – А вторая – Ива.

Капитан пожимает плечом, называет собаку умницей и хорошей девочкой и тут же переворачивает лапу «ладонью» вверх: на розовые подушечки налипли мокрые песчинки. Верба вываливает из пасти язык и шумно дышит, но не сопротивляется.

– Когти видим? – Князев тычет пальцем. – Подрезаны. И шерсть между подушечками выстрижена аккуратненько. И если собачка оставляет след… – Он отпускает лапу и хлопает собаку по боку, вынуждая сделать шаг в сторону. На влажном песке остаётся довольно чёткий отпечаток. – Ну вот, каждую подушечку видно. А мои эксперты хором заявили, что тем зверюгам, что были у реки, маникюрчик делали очень давно.

Я невольно кошусь на собственные ногти, которые тоже давно не видели приличного маникюра, потом спохватываюсь и прячу руки за спину.

– Ну а если их постригли сразу после реки?

– Отличный вопрос, – кивает Князев. – Что скажете, Александр Евгеньевич?

– В прошлый вторник, – мрачно отвечает Сашка. – Сам же и стриг, Никитич раз в две недели требует.

– Экие у вас традиционные, я бы даже сказал, средневековые отношения, – умиляется Князев. – Носки мастера тоже ученики стирают?

Сашка зыркает на него зло, тут же отворачивается и принимается гладить Вербу между ушей. Та довольно жмурится, Ива тоже тычется носом в Сашкины ладони, напрашиваясь на ласку. Капитан как ни в чём не бывало встаёт и отряхивает руки.

– А драконов убили самое раннее в среду, – задумчиво изрекает он, подняв указательный палец. – Так что не бьётся. Кстати… Я так понимаю, что у вас, Александр Евгеньевич, алиби на эту ночь имеется. А позвольте уточнить: почему наставник сегодня вас с собой не взял?

– Так я выпил, – с неохотой отзывается Сашка.

– Так он тоже выпил. И вечером с вами, и потом тут,