– Пшла, б… дура! В МЧС звони!

Джентльмен, ага.

Я выскакиваю наружу, пытаюсь отдышаться. Рядом со стройматериалами на газоне сложено четыре тела, включая девчонку из горящей комнаты. При дневном свете она выглядит даже младше меня: худенькая, стрижка мальчишеская, лицо бледное, но мне некогда её разглядывать, я кое-как одной рукой выцарапываю из сумки телефон, объясняю ситуацию диспетчеру, не смотрю на газон, вот вообще совсем не смотрю. Краем глаза замечаю на дорожке движение – ага, добралась подмога, вот пусть и оказывают первую помощь, я всё равно не умею, отхожу, прислоняюсь к стене соседнего домика, и руку не то колет, не то жжёт, и ой, мамочки, как меня сейчас накроет…

Появившийся рядом Князев встряхивает меня за плечи, убеждается, что я сфокусировала на нём взгляд. В его глазах явно читается что-то на языке Вовы, и мне хочется глупо хихикать.

– Катя, – очень спокойно говорит он, – с рукой у тебя что?

Я опускаю взгляд.

Вокруг моей ладони вздрагивает и колышется плотная огненная сфера, очень похожая на ту, что создавал Знак Саламандры. Мне чудится, будто огонь сознательно пытается прорваться к коже, злится, кусает рукав, но до ладони и того, что в ней зажато, не дотягивается.

Так. Без паники.

Я до боли закусываю губу. Давай, дорогая, ты сможешь, как на медитации: сила чувствуется в кончиках пальцев – а потом уходит, гаснет, исчезает, и огонь уходит следом…

Есть. Даже рукав погас. Сама себе огнетушитель, ну вы посмотрите.

– Так, – тем же тоном говорит Князев. – Это то, о чём я думаю?

Я молча разжимаю кулак.

На ладони лежит обгорелая соломенная куколка в обрывках красных ниток и с торчащей кверху косой.

Глава 17. О мечтах и ненависти

Спасатели вывезли из лагеря два десятка человек. Усыпили их явно в одно время, однако определить на месте, виновата магия или какая-то химия, не удалось. Князев успел предположить наличие неких артефактов, которые теоретически могли бы испускать соответствующие волны, и почти отправил приехавшее подкрепление их искать, но тут же передумал: если б таковые действительно были и работали, мы бы и сами уже заснули.

Увы, добудиться спящих и узнать причину у них пока не удалось. Всех увезли в больницу – за исключением девушки, у которой я не смогла найти пульс.

– У меня с Вероникой… – Зверев запинается, и лицо его кривится, как от боли. – У нас… словом, был роман.

Мы сидим в его кабинете – хозяин за заляпанным краской столом, Князев в скрипучем офисном кресле напротив, нам с Вовой достались табуретки. Пол застелен газетами, в углу торчит сложенная стремянка, в пыли на подоконнике кто-то совсем недавно играл в крестики-нолики. Лагерь цирку сдали в долгосрочную аренду с возможностью последующего выкупа через пару лет, и Зверев хорошо вложился в ремонт. На стене висит проект с красивыми картинками и подписями: запланированы открытая арена, тренировочное поле, бассейн и пляж, мини-ферма для туристов. Сам директор обосновался на втором этаже каменного дома, большую его часть занимает актовый зал. Внизу – столовая, которую, судя по плану, хотели переоборудовать в кафе.

Если, конечно, теперь на это хватит денег. Погибло больше половины драконов, а их хозяева смогут выступать явно нескоро. На афишах были обещаны выступления до конца апреля – их отмена, возможно, и не сделает Зверева банкротом, но в любом случае неслабо ударит по бизнесу. А если вспомнить всё то, что Лиза рассказывала про организацию питомников…

Да уж, нескоро теперь цирк составит конкуренцию драконоборческим турнирам.

Лизы и Семёна с нами нет – они организовывают приехавших с директором мужиков на отлов и перемещение детёныша псевдодельфина в заводь возле лагеря. Она уже огорожена сеткой, и хочется надеяться, что дикий дракон не сочтёт это таким уж серьёзным покушением на свою свободу. Раньше там купались дети, а сейчас циркачи держат водяных драконов – из тех, кто сидел в реке, некоторым повезло выжить.

В живых остались и те драконы, которые уезжали на ночь с хозяевами: из пяти домиков для ночёвки в марте только тот жёлтый и годится, остальные требуют ремонта. Звереву в какой-то степени повезло: младшего из чёрной четвёрки он ещё не оставляет надолго, чтоб тот не тосковал сильно по хозяину, и золотистая драконовая кошка тоже была с ним. Сейчас она лежит в корзинке на полу, свернувшись плотным клубком, и иногда только издаёт тонкие плачущие звуки.

Чёрный дракон лежит рядом и на любое шевеление принимается её вылизывать, чем ещё больше напоминает молодого пса, – а ещё всякий раз для этого он увеличивается втрое. Зверев мельком упомянул, что главная способность его питомцев – иллюзии, но для полного эффекта нужны также правильное освещение и музыка. Видимо, в них и дело, потому что ни на меня, ни на Гошку даже увеличенный зверь не производит и половины того впечатления, что было в цирке.

А вообще личность погибшей девушки меня интересует больше. И лучше сидеть тихонечко, чтоб не напоминать, что я к делу официального отношения не имею, и не давать повода меня выгнать.

– Она очень талантливая, дар сильный… был. Только характер сложный… Тоже был… Простите…

Зверев утыкается носом в платок, у него дрожат пальцы. С его слов выходит, что погибшая девушка была с амбициями и мечтала о сольном номере, а ещё – о законном оформлении отношений. Однако оные в последнее время начали его тяготить.

– Она несколько… осмелела. – По выражению лица ясно, что диагноз сильно смягчён. – Стала за моей спиной манипулировать другими сотрудниками, мол, директор сделает всё, что она скажет. На неё в конце концов нажаловались, я пытался разговаривать по-хорошему, в итоге поссорились…

Ещё не отвергнутая, но близкая к этому возлюбленная полной дурой не была и сообразила, что дело худо. Неделю после скандала она притворялась паинькой, с блеском выступила на нескольких представлениях, в том числе том, которое мы посетили в субботу. А потом…

– …Я поехал навестить знакомую в городе. Помните, Екатерина, мы говорили про Ирину Северцеву, давно с ней не виделись. Вероника, похоже, за мной проследила. Вломилась, устроила безобразную сцену, накричала на Иру, документы какие-то раскидала… Господи, ну чего, чего ей не хватало?! Зачем надо было…

Он закрывает лицо ладонями, его плечи вздрагивают. Князев несколько раз кивает, потом нетерпеливо оглядывается. Я тоже кошусь по сторонам и замечаю под столом сетчатое мусорное ведро, а в нём – яркие, чем-то знакомые бумажки. Я несколько секунд тупо на них таращусь, потом по сочетанию тёмно-оранжевого с зелёным опознаю буклет к турниру. И почему мне кажется, что это «ж-ж-ж» неспроста?..

Ногой я до ведра не дотягиваюсь, хотя и стараюсь. Князеву мои манипуляции не видны, Вова легонько пихает меня в плечо и делает страшную рожу – сиди, мол, тихо. Я кривлюсь в ответ и взглядом указываю под стол. Вова секунду думает – а потом точным пинком роняет ведро под ноги начальству.

Обрывки буклета разлетаются по полу. Зверев подскакивает, Князев отодвигается вместе с креслом.

– Извините, я случайно, – с каменным лицом сообщает Вова.

Я сажусь на корточки и сгребаю бумажки в кучу. Точно, буклет, картинки с драконами, портреты выдающихся участников…

Кусок знакомой размашистой подписи поперёк половинки физиономии, тоже очень знакомой.

– А, – Зверев вымученно улыбается. – Это… Это, знаете ли…

Князев протягивает ладонь, и я отдаю ему обрывки. Судя по сдвинутым бровям, Кожемякина на