даёт втрое большую, чем Кожемякин. Как же, крупный камень, от новых драконов, с неизвестными свойствами, и вдруг получится вывести розовых драконят – их же с руками оторвут за любые деньги!

Этак я и платье смогу себе позволить…

Если соглашусь.

За разговором мы доходим до ограды лагеря и некоторое время движемся вдоль неё. Зелёный металлический забор из глухих квадратных секций приводит нас к запертым воротам – ни домофона, ни даже простейшего звонка нет. Створки в верхней части не сплошные, а из прутьев, теоретически, если встать на цыпочки, можно заглянуть внутрь. Но на практике роста на это хватает только у полицейского Вовы, который всю дорогу шёл метрах в десяти позади, типа он не с нами, и только сейчас догнал.

– Ну что там? – нетерпеливо теребит его Лиза.

– Ничё, – бурчит он. – Нет никого, вообще.

Лиза презрительно фыркает и начинает колотить в створки кулаками, а потом и ногами, но обитатели встречать гостей не спешат. Это странно: будка охраны торчит сразу за воротами, и, как бы крепко ни спал сторож, грохот по металлу поднял бы и мёртвого.

Метафорически.

Я резко вспоминаю про маньяка. Вова, судя по лицу, тоже. После быстрых переговоров по рации с начальством он подпрыгивает, хватается за верхнюю перекладину, подтягивается, мгновение балансирует на воротах и легко соскакивает по ту сторону.

– Ну открывай уже! – Лиза стучит по створке кулачком, но Вова мрачно бросает:

– Не велено.

Я тоже хватаюсь за решётку и подпрыгиваю – невысоко, зато успеваю увидеть, как он распахивает дверь к охране и ныряет внутрь. Некоторое время мы с Лизой с опаской прислушиваемся к доносящимся изнутри звукам, потом слышится лязг засова, ворота приоткрываются, и Вова за шкирку выволакивает слабо вменяемого дядьку лет пятидесяти, одетого в тельняшку, шорты и шлёпанцы. Тот что-то возмущённо бубнит и неловко отмахивается, не открывая глаз.

– Не бухой, – сообщает нам Вова, сгружая добычу на землю у забора. – Перегара нет.

Он отряхивает руки, оглядывается на виднеющуюся в щели между створками аллею, потом строго глядит на нас.

– Внутрь – ни ногой! Пойду осмотрюсь, а вы за этим вон следите. Попробуйте напоить, если вода есть, а лучше скорую вызовите.

Воды у нас нет. Лиза нехотя берётся за телефон, а я стою у ворот, глядя на удаляющуюся по аллее фигуру, и мне заранее очень не нравится всё, что он может там найти. У Вовы, конечно, рация, а у меня микрофон, и подкрепление наверняка уже бежит сюда…

Кажется, или дымом потянуло?

Гошка вдруг вскрикивает, вырывается из сумки и проскальзывает в ворота. Я ловлю отголосок необычного ощущения – вроде как там, впереди, есть что-то противное и неприятное, что нужно догнать и загрызть. Медвежья лапа под одеждой оживает, теплеет, вибрирует и тянет меня следом. Внутрь мне ужасно не хочется, однако людей маньяк, если оный там и имеется, пока не трогал.

Только драконов.

– Гоша!

– Катя!

– Да какого, б… Куда?!

Аллея заканчивается быстро, дыхалка тоже – но останавливаюсь я не поэтому. Вова, которого я успела обогнать, матерится за спиной, хватает меня за руку чуть выше локтя…

– Это ещё что за хрень?!

Я молча вырываюсь, хотя он почти и не держит. На небольшой круглой площади перед нами свалены тушки драконов: некрупных, разноцветных, все виды вперемешку. Пара чёрных питомцев Зверева лежат почти у моих ног. Они выглядят несколько крупнее прочих, но и близко не тянут на тех инфернальных тварей из цирка. Больше всего они сейчас напоминают таких же худых длинноногих псов, как у Кожемякина, с очень длинной игольчатой «шерстью» и вытянутыми мордами – только чешуйчатые хвосты портят впечатление. Сиренью не пахнет, нет вообще никаких запахов, и кровь на плитках растекается не пятнами ржавчины, а густым перламутром.

Значит, действительно не дикие.

Значит, маньяку действительно наплевать.

Амулет дёргает влево. Вова рядом рычит в рацию, на меня он, кажется, не смотрит, а если и смотрит, неважно. Я обхожу площадь по краешку, от неё аллеи расходятся крестом: прямо – двухэтажное каменное здание, выкрашенное бледно-зелёной краской, справа виднеются горки и лестницы, левая дорожка ведёт меня к жилым корпусам. Лысые кусты, прошлогодняя листва между стволами деревьев, выщербленная шестиугольная плитка под ногами, длинные одноэтажные домики, выстроенные подобием полукруга: четыре линяло-голубых, пятый обшит новеньким канареечно-жёлтым сайдингом и накрыт чёрной треугольной крышей. На газоне перед ним свалены стройматериалы.

Красная искорка мелькает на дорожке у жёлтого домика, и я снова перехожу на бег. Дымом пахнет сильнее, амулет вибрирует настойчивее, Вова матерится всё ближе, и к крыльцу мы подлетаем почти одновременно, но прежде чем он успевает снова меня схватить, я дёргаю ручку.

Заперто.

– Ломай дверь!

– Чего?!

– Живо! Там горит что-то, сам не чуешь?!

Вова с шумом втягивает носом воздух, но спорить действительно некогда. Одного точного удара молодецким плечом хватает, чтоб сорвать дверь с петель. Я окликаю Гошку, но ответа не получаю.

– За моей спиной чтоб была! – рычит Вова.

У меня на языке вертится что-то истерически-дурацкое про джентльменов, каменный век и пещеру с медведем, в которую принято первой пропускать даму, но в этой ситуации лучше послушаться. Натягиваю шарф на нос и шагаю следом.

На пластиковых окнах веранды видны заводские наклейки, стены совсем недавно покрашены: на жёлтом придверном коврике засохли синие брызги и банка с кисточкой торчит в углу. За второй дверью – широкий коридор-холл, тут сумрачно и по-настоящему дымно, я разбираю лишь, что окна по левую руку, двери по правую, а на полу тёмный линолеум, раскрашенный под паркет. Воняет дымом и какой-то химией, я кашляю, снова зову дракона, Вова хлопает дверями и что-то орёт – кажется, внутри есть люди и их надо выводить наружу. Тут мне слышится Гошкино чириканье, я бегу к самому дальнему от входа и самому тёмному углу, дёргаю приоткрытую дверь…

В лицо пышет жаром.

На пару мгновений меня ослепляет пламенем: от притока воздуха оно вспыхивает ярче. Проморгавшись, я соображаю, что горят столешница и тёмные шторы на окне, а до девушки, которая сидит на полу и, кажется, спит, прислонившись к кровати, огонь не добрался. Я подскакиваю к ней, начинаю тормошить, но реакции ещё меньше, чем было у охранника на Вову. Она дышит вообще?! Её голова безвольно откидывается назад, открывая шею, но нащупать пульс не получается, нет, не может быть, чтоб его не было, я, наверное, просто не там ищу…

Гошка верещит у меня за спиной. Я оборачиваюсь: он сидит на углу стола, до которого не добрался огонь, рядом с ним – смартфон с выключенным экраном и несколько мелких блестящих камешков, а чуть дальше…

Я повторяю подхваченную у Вовы фразу, натягиваю рукав куртки до кончиков пальцев – и сую руку в огонь.

Я умею управлять огнём.

Я умею, как вчера выяснилось, гасить чужую магию.

Я могу достать эту дрянь, вернее, ценную улику, вернее, то, что от неё осталось, и не обжечься тоже могу, ай-блин-зараза-больно!

– Платонова! – рявкают за спиной.

Меня хватают за куртку, оттаскивают назад, в холл, и Гошка тут же взлетает на плечо. Вова провинчивается внутрь, не разбираясь подхватывает девушку на руки, рычит, чтоб я валила нафиг немедленно, и тут же следует собственному совету. Я заторможенно оглядываюсь – и вижу на стене напротив себя огнетушитель.

А ещё б я умела с ним обращаться…

Я не успеваю даже снять баллон со стены – вернувшийся Вова делает