Аккуратно опустив Макса рядом со стволом дерева, я плюхнулась рядом, шумно дыша и вытирая капли с лица.  Дождь разыгрался не на шутку. Но благодаря лиственной шевелюре, мы надежно были укрыты от ливня.

Макс, оперившись спиной о ствол дерева, выглядел не лучше.

– Я вот не могу все понять… – первым нарушил он наше молчание.

Я лишь вскинула на него глаза в немом вопросе.

– Что такого в этом кулоне, что ты так отчаянно стараешься его вернуть?

Я нахмурилась и хотела уж было вновь съязвить, но поняла, что этого делать мне совершенно не хочется. Я была опустошена и сильно устала, да и мой спутник выглядел сейчас не обожравшимся буржуем и золотым мальчиком, а скорее, серьезным мужчиной, который действительно желал услышать ответ. Узнать меня.

Смутившись, я пару минут обдумываю, правильно ли я сейчас поступаю, открываясь ему, но в итоге решаюсь:

– Это подарок моего отца. Мы не были богаты, не купались в роскоши. Он был обычным среднестатистическим работягой. День и ночь пропадая на своем заводе, он мог создавать красивые вещи. У него были длинные гибкие пальцы, и их подушки всегда были шершавыми, – с улыбкой погрузилась я в свои воспоминания. – Я помню, как он приходил с работы, и я часто трогала его ладошку желая разгладить. Этот кулон он специально сделал для меня на фрезерном станке и сам выгравировал мое имя. Это последнее, что он смог сделать, доверившись своим рукам.

– Последнее? – он как-то неловко передвинулся и оказался ближе.

– Да, – тихо проговорила я. – Несколько лет назад из-за начальника цена, которого заботил лишь размер  кошелька и выполнение плана, ему пришлось остаться на работе до утра. Вся их бригада тогда работала на износ, и уже под утро, – на миг я зажмурилась от нахлынувших воспоминаний, –  произошел несчастный случай, который привел к тому, что он получил множественные переломы обеих рук, и его работа фрезеровщиком на этом закончилась. Страховая компания отказалась выплачивать, сославшись на то, что инцидент произошел в нерабочее время, а начальник тогда отмахнулся, ссылаясь на неуклюжесть рабочего. А ведь папа и раньше жаловался, что станок пора менять, но его не слушали.

– А сейчас что с ним?

– Мы потратили много денег на его восстановление, но так ювелирно работать, как раньше, он не мог. Устроился охранником, зарплата невысокая, но хоть какая-то работа. Это украшение, прежде всего, напоминание о том, что мой папа талантливый человек, и мне не стыдно носить ее на шее.

Наступила тишина, прерываемая каплями дождя. Сейчас мне не было грустно, скорее, я была рада, что смогла с кем-то поделиться и рассказать об этом.

– Я не знал…– первым произнес он.

Я грустно улыбнулась.

– Конечно, ты не мог знать, это моя история. А что на счет твоей? Баш на баш.

– А что с моей?

– Ты упомянул, что никогда не слышал сказок? Твоя мама не практиковала подобное? Неужели ты из той семьи, где слушают Моцарта и читают только биржевые новости? – я пыталась вызвать у него улыбку, и это мне удалось.

Макс откинул голову, рассматривая верхушку деревьев, а когда вновь посмотрел на меня, на его лице была улыбка:

– Ты невероятная девушка, Алиса. Я думал, ты спросишь, почему я на этом проекте, кого решил выбрать, какую хочу себе жену, но ты меня удивила. Значит, хорошая память, да? – с хитринкой улыбнулся он, и я кивнула.

Чуть согнув здоровую ногу в колене, он на миг прикрыл глаза и унесся в свои мысли, а я затаила дыхание, слушала его и хмурилась от одной только мысли, что маленький мальчик с шоколадным цветом глаз, так и не узнал материнской любви и ласки.

Моя рука нашла его ладонь и легонько сжала. Макс вздрогнул, и, открыв глаза, посмотрел, как я, потянувшись к нему ближе, подарила свой поцелуй, вложив в него все те чувства, что рвались из моего сердца.

Оторвавшись от его губ, взглянула в хмурые глаза этого мужчины, продолжая рукой подниматься выше к его плечу. Он не отрываясь смотрел на меня, как вдруг его горячая ладонь легла поверх моей руки и сжала, тем самым останавливая.

– Мне не нужна жалость.

– А ее и нет. Это поддержка Буров, слышал о таком? Жалеть можно мальчика, а ты уже взрослый состоявшийся мужчина. Ты сам можешь справиться со своими демонами и найти правильный выход.

Он зачаровывал меня своим взглядом, и его рука, совсем недавно державшая в плену мою, коснулась моей щеки и пальцами мягко прошлась вдоль линии моих губ.

– Больше всего в жизни я жалею лишь об одном. Что не смог разглядеть в таком простом камне бриллиант.

Признание, способное перевернуть мой мир. И, не давая себе шанса к отступлению, меняюсь с ним местами.

«Теперь я факир [1] твоего сердца» – говорю ему глазами и отдаюсь своему желанию.

Сноски:

[1] Факир или заклинатель змей – человек, играющий на флейте и заставляющий змею под ее звуками «танцевать».

Аккуратно, чтобы не задеть травмированные связки ноги, на коленях подползаю ближе к мужчине, что смотрит на мои движения сквозь полуопущенные ресницы.

Не отрывая зрительного контакта, отслеживаю его реакцию и не найдя на его лице намека на ухмылку, сажусь ягодицами на землю между его бедер, и теснее придвигаюсь, согнувшими коленями обнимая и тем самым ловя его в свои силки.

Ночь – любовница утра. Если при свете дня мы еще чего-то стесняемся и пытаемся контролировать себя и свои эмоции, то с наступлением темноты, границы стираются, и наши желания становятся тяжелее подчинить: они вырываются наружу, выворачивая твое истинное нутро.

Сегодня мне не стыдно. Я хочу и буду его трогать, целовать и получать свою порцию ласк.

Подушечками пальцев провожу по его губам, ощущая влажные капли, и стирая ту боль, о которой он умолчал, рассказывая о своих родителях.

Вплотную приближаюсь к его лицу, чувствуя на коже его горячее дыхание, и медленно скольжу языком внутрь. Права была героиня из фильма «Красотка», что поцелуи — это очень личное.

Несмотря на то что из-за дождя температура немного понизилась, внутри нас бушевал самый настоящий огонь. Жадно углубляя поцелуй, теснее прижимаюсь к этому восхитительному мужчине, прося о большем.

Его руки, сжимаются на моих ягодицах, наверняка оставляя следы своей страсти. В ответ я мягко прикусываю его нижнюю губу.

Сорвавшийся мужской утробный рык заставляет мои коленки дрожать и, отклонив голову назад, призываю своего мучителя к решительным действиям.

Жадные поцелуи, опускающиеся к моим ключицам, заставляют меня еще сильнее выгнуть спину, навстречу его губам, и, опираясь одной рукой о землю, приподняться, предоставляя доступ к чувствительной от прилюдных ласк груди.