откинулся на спинку кресла и постучал по носу резиновым кончиком шестигранного карандаша. Когда его мысли приняли иное направление, он изменил положение карандаша: теперь он держал его за кончик, горизонтально, слегка перекатывая между большими и указательными пальцами обеих рук, по-видимому озадаченный исчезновением и новым появлением Эберхарда Фабера № 2. Это несложная роль, и все же актеру следует быть осмотрительным, чтобы не переусердствовать с тем, что Грааф где-то назвал «злодейским обдумыванием». Круг тем временем потягивал бренди и нежно баюкал стакан. Падук вдруг прильнул к столу, выдвинул ящик и извлек изыскано схваченные ленточкой машинописные страницы, которые протянул Кругу.

«Придется надеть очки», – сказал Круг.

Он поднес очки к лицу и посмотрел сквозь них на дальнее окно. На левой линзе посередине виднелась спиральная туманность, похожая на отпечаток призрачного большого пальца. Пока он дышал на нее и вытирал носовым платком, Падук объяснил суть дела. Круга ждало назначение президентом университета вместо Азуреуса. Его жалованье будет втрое выше, чем у предшественника, получавшего пять тысяч крун. Сверх того, в его распоряжение предоставят автомобиль, велосипед и падограф. Он окажет любезность, выступив с речью на церемонии открытия университета. Его труды, пересмотренные в свете политических преобразований, выйдут в новых изданиях. Ожидаются премии, академические вакации, лотерейные билеты, корова – ах, много чего еще.

«А это, полагаю, и есть речь?» – уютно вставил Круг.

Падук ответил, что ее подготовил эксперт – дабы избавить Круга от хлопот по ее составлению.

«Мы надеемся, что она понравится тебе не меньше нашего».

«Так, стало быть, – повторил Круг, – это и есть речь».

«Да, – сказал Падук. – Теперь не спеши. Прочти ее внимательно. А кстати, там должны были заменить одно слово – интересно, сделали или нет. Не мог бы ты —»

Он потянулся, чтобы взять у Круга листки, и локтем опрокинул высокий стакан с молоком. По столу растеклась белая лужа в форме почки.

«Да, – сказал Падук, возвращая машинопись Кругу, – сделали».

Он принялся убирать со стола различные предметы (бронзового орла, карандаш, художественную открытку с «Голубым мальчиком» Гейнсборо и вставленную в рамку репродукцию «Альдобрандинской свадьбы» – с очаровательным полуголым фаворитом в венке, от которого жених вынужден отказаться ради грузной закутанной невесты), – после чего небрежно собрал молоко куском промокательной бумаги. Круг начал читать sotto voce[62]:

«“Дамы и господа! Граждане, солдаты, жены и матери! Братья и сестры! Революция выдвинула на первый план задачи необычайной сложности, колоссальной важности, мирового масштаба. Наш вождь прибегнул к самым решительным революционным мерам, рассчитанным на пробуждение безграничного героизма угнетенных и эксплуатируемых масс. В кратчайший срок государство создало центральные органы для обеспечения страны всеми продуктами первой необходимости, которые будут распределяться по твердым ценам в хламовом порядке”. Прошу прощения – в плановом порядке. “Жены, солдаты и матери! Гидра контрреволюции еще может поднять голову…” Нет, это не годится: у гидры ведь много голов, не так ли?»

«Сделай пометку, – сказал Падук сквозь зубы. – Сделай пометку на полях и, ради всего святого, читай дальше».

«“Как гласит наша старая пословица, “чем жена страшнее, тем она вернее”, но, конечно, это не относится к “страшным слухам”, которые распространяют наши враги. К примеру, поговаривают, будто сливки нашей интеллигенции выступают против нынешнего режима…” Не лучше ли сказать “битые сливки”? Я имею в виду, что, следуя метафоре —»

«Сделай пометку, сделай пометку, эти детали не имеют значения».

«“Ложь! Всего только обычный навет. Те, кто негодуют, громят, мечут молнии, скрежещут зубами, изливают на нас поток оскорблений, не обвиняют нас ни в чем определенном, они лишь “намекают”. И эти инсинуации нелепы. Мы, профессора, писатели, философы и так далее, не только не выступаем против существующего строя, но поддерживаем его со всей возможной ученостью и энтузиазмом.

Нет, господа, нет, предатели, ваши самые “безапелляционные” слова, заявления и ремарки не умаляют этих фактов. Вы можете замалчивать тот факт, что наши ведущие профессора и мыслители поддерживают новый порядок, но вы не можете отрицать того, что они действительно поддерживают его. Мы счастливы и горды тем, что идем в ногу с массами. Слепая материя вновь обретает способность видеть и сбрасывает розовые очки, которые в прошлом украшали длинный нос так называемый Мысли. Что бы я раньше ни думал и ни писал, теперь мне ясно одно: независимо от того, кому они принадлежат, две пары глаз, смотрящие на сапог, видят один и тот же сапог, поскольку он одинаково отражается в обеих парах; и далее, что гортань является вместилищем мысли, так что работа ума подобна полосканию горла”. Так. Последнее предложение, похоже, это искаженный отрывок из одной моей книги. Отрывок вывернут наизнанку кем-то, кто не ухватил сути моих замечаний. Я критиковал это старое —»

«Пожалуйста, продолжай. Прошу тебя».

«“Другими словами, новое Образование, новый Университет, которым я счастлив и горд руководить, положат начало новой эры Динамичной Жизни. В результате на смену порочным изыскам упадочного прошлого придет великое и прекрасное упрощение. Мы будем учить, и прежде всего познаем, что мечта Платона осуществилась в руках Главы нашего Государства…” Это дикая чушь. Я отказываюсь продолжать. Забери это».

Он подтолкнул листки к Падуку, сидевшему с закрытыми глазами.

«Не принимай поспешных решений, бедовый Адам. Иди домой. Обдумай. Нет, молчи. Они не смогут дольше сдерживать свою ярость. Прошу тебя, ступай».

На чем, собственно, аудиенция и закончилась. Таким вот образом? Или, быть может, как-то иначе? В самом ли деле Круг пробежал заготовленную речь? А если и пробежал, в самом ли деле она была настолько глупой? Он пробежал; она была. Вялый тиран, или глава государства, или диктатор, или кем бы он ни был – одним словом, человек по имени Падук, а другим словом – Жаба – на самом деле вручил моему любимому персонажу таинственную стопку аккуратно отпечатанных страниц. Актера, исполняющего роль получателя, следует натаскать так, чтобы он не смотрел на свои руки, очень медленно беря бумаги (пожалуйста, не переставайте играть желваками), а чтобы он смотрел прямо на дающего: короче говоря, сначала посмотрите на дающего, а потом опустите глаза на переданное. Но оба были неуклюжими и сердитыми людьми, и эксперты в кардиариуме в определенный момент (когда опрокинулся стакан с молоком) обменялись важными кивками, и они тоже бездействовали. Открытие нового университета, запланированное предварительно через три месяца, должно было стать одним из самых торжественных и широко освещаемых событий, с участием множества иностранных репортеров, невежественных переплаченных корреспондентов с бесшумными пишущими машинками на коленях и фотографов с дешевыми, как сушеные фиги, душами. И один великий отечественный мыслитель должен был появиться в алых одеяниях (щелк) рядом с главой и символом государства (щелк, щелк, щелк, щелк,