Уайт опустил ноги и ссутулился.

Моя рука подвинулась ближе к нему: достаточно близко, чтобы наши мизинцы почти касались друг друга.

– Эй. Это была замечательная мечта, – я говорила практически его же словами. – Эти мальчишки выразили ей признание, которого она заслуживает.

Он посмотрел на наши руки и мягко усмехнулся.

– Эти слова звучали довольно здорово, когда я сказал их тебе, но теперь я понял, насколько они бесполезны. Они не могут исцелить боль вот здесь, – он потер свою грудь. – Когда больше не можешь заниматься тем, что любишь больше всего на свете, для чего, как тебе казалось, ты был рожден.

Я подняла голову вверх, выискивая темные тучи, которые в последнее время повсюду следовали за мной, но в вышине раскинулось абсолютно чистое небо.

– Я всегда вижу во всем только самое худшее. Может, поэтому, я всегда его нахожу. Может, я упускаю все хорошее – возможности и перспективы, – потому что я просто их не замечаю. Твои слова были рождены твоим оптимизмом. Ты найдешь новую мечту, потому что ты открыт для нее. И когда ты ее найдешь – то уже никогда не упустишь.

Его мизинец коснулся моего, и я вздрогнула.

– Говорят, что признание проблемы – половина ее решения.

– Да? – Я сглотнула и посмотрела на трассу, слишком бурно переживая наш маленький физический контакт. – Ты же не думаешь, что один вечер с тобой превратит меня в оптимистку, и я вдруг начну видеть повсюду радугу и розовых пони?

– Конечно, нет. Думаю, это займет целых два вечера. Я же не волшебник.

Я покачала головой, и он спрыгнул с кузова, пока мои глаза следовали за каждым его движением. Он стоял напротив: золотое закатное солнце сияло в его волосах и отражалось в зеленых глазах.

– Я не говорил, но сегодня я в первый раз сел на байк после аварии.

Я замерла, пораженная этим откровением. Он казался таким уверенным. Если ему и было страшно, то он очень хорошо это скрыл.

– Я не знала.

– Потому что я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел, чтобы ты волновалась.

Стоп. Он переживал за меня.

– Как бы там ни было, я рад, что ты была со мной. Я знаю, что мы просто друзья и не больше, но решение разделить этот день с тобой было правильным.

Он посмотрел на меня, ожидая ответа. Уайт ждал, что я соглашусь с ним по поводу того, каким замечательным был этот день, но я просто не могла найти подходящих слов, потому что мне все еще страшно хотелось взять его за руку. Это было неправильно. Я могла испытывать к Уайту простую дружескую привязанность, но никак не эту странную связь, которая тянула меня к нему. Я любила Бена.

Я опустила голову и еще крепче сжала пальцами теплый металл борта.

В конце концов, Уайт сделал шаг назад.

– Что ж, пора готовиться к отъезду.

Он отошел, и я потерла руки о колени, все еще ощущая на коже его прикосновение.

Что я делаю? Уайт ни в чем не виноват.

– Я тоже рада, что провела этот день с тобой, – пробормотала я и подняла голову, но Уайт был слишком далеко, чтобы меня услышать.

Бен спустил свой парус, и мы скользили по поверхности воды бок о бок. Вода стекала с его волос и бежала по щекам. С тех пор, как мы начали кататься на виндсерфах час назад, он падал с доски уже раз десять. Его щеки раскраснелись от ветра и усталости: он выглядел таким растерянным и милым, что я могла бы вечно сидеть и смотреть на него.

– Уф. Хватит на сегодня. У меня уже болят руки. Теперь точно появятся мозоли.

– Бедняжка.

Волны мерно вздымались, и мы качались вместе с ними.

– Я понимаю, почему ты это так любишь. Правда понимаю, но я бы предпочел виндсерфу моторную лодку.

Я хмыкнула, отклоняясь назад и подставляя лицо раннему весеннему солнцу.

– Ты упускаешь все веселье.

Он взял меня за ногу и поднял ее наверх.

– У тебя пальцы сморщились.

– Ага, – я посмотрела на свои пальцы ног, сморщенные от воды. – Надеюсь, что в старости я не буду выглядеть вот так.

– У нас с тобой будут зубные протезы и трости, и мы будем ходить вот так, – он втянул губы и несколько раз открыл и закрыл рот.

Я засмеялась.

– Жду с нетерпением.

– Ты знаешь, детка, – он притянул меня ближе, пока наши доски не стукнулись друг о друга, а наши лица не оказались в паре сантиметров. Я обвила ноги вокруг его талии, чтобы волны не относили нас в разные стороны. – Я очень хорошо это себе представляю, – он убрал с моей щеки выбившуюся прядь. – Как мы состаримся вместе.

Я провела руками по его груди и шее, закопавшись пальцами в его мокрые волосы.

– И как именно ты это себе представляешь?

– Для начала мы закончим школу.

– Ага, а потом отправимся путешествовать, так?

Он покачал головой.

– Только потому, что ты этого хочешь, но после мы вернемся сюда. Я получу лодку своего отца, а ты можешь работать у своего.

Я поцеловала его, ощущая на губах соленый привкус.

– Только если в перерывах между участием в соревнованиях.

– Именно, – он провел большим пальцем по моей брови. – Твои глаза такие голубые. Интересно, у наших детей будут твои или мои глаза?

– Можем завести нескольких, и с твоими, и с моими.

– Да.

Он притянул меня ближе и поднял с моей доски, усаживая себе на колени. Его доска закачалась, и я вцепилась в его плечи, чтобы удержать равновесие. Затем я запрокинула голову: по ярко-голубому небу медленно проплывали белоснежные облака.

Я закусила губу и посмотрела на Бена. Мои пальцы проследили путь соленых капель, стекающих по его спине.

– Ты уже что-нибудь придумал?

Теперь, когда мы решили, что дойдем до последней стадии, я не могла думать ни о чем другом. Я все прокручивала это в голове, представляя себе мельчайшие детали. Я даже пыталась гуглить, но смогла найти только техническое описание процесса, а мне хотелось узнать, что я буду чувствовать.

Бен наклонился к мне, и мы соприкоснулись лбами.

– В следующее воскресенье, на свою годовщину, родители поедут в Китти Хоук и останутся там на ночь. Весь дом будет в нашем распоряжении.

– Значит, мне нужно убедить родителей, что я останусь на ночевку у подруги.

Но у кого? У меня не было других близких друзей, помимо Бена. Я даже не могла вспомнить, когда в последний раз оставалась у кого-то на ночевку. Но если между мной и нашей с Беном идеальной ночью стояла только эта маленькая ложь, я была готова что-нибудь придумать.