В безбрежном, тихом и спокойном океане, мирно освещаемомкрасным, словно зардевшимся от стыда вечерним солнцем, плыл айсберг, по формепохожий на трон. На его плоском девственно-белом сиденье стояла огромная чернаякровать из резного палисандра под темно-синим балдахином. На кровати в любовнойсхватке сплелись три молодых прекрасных тела, и стоны их и сладостные крикисливались с криком чаек. Эгор уже минут пять стоял как вкопанный у края кроватии абсолютно ничего не предпринимал, только смотрел, вернее, любовалсяпроисходящим. Он ожидал увидеть все, что угодно, но это зрелище его простопарализовало. Эгор в полном смятении уставился на троих любовников, в пылупостельной битвы не замечавших ничего вокруг, ведь на смятых простынях лежалиЕгор Трушин, Рита и Кити, и они были бесконечно счастливы, услаждая друг друга.Три самых близких Эгору тела занимались на его глазах любовью. И это меньшевсего походило на порно. Безумный танец и переплетение белых тел на черноматласе завораживали, сила страсти и полное отчуждение вызывали трепет, акрасота и грация движений — восхищение.

Эгору в прошлой жизни, конечно, приходилось заниматьсялюбовью во сне, но к нему приходили обычно странные возбуждающие подростковыевидения, когда оргазм испытывался от жадного взгляда или полуобнаженной груди,и было так приятно и стыдно непонятно отчего. Или жаркие, душные, влажные, какджунгли, сны предвестья будущих постельных битв, или таинственно-печальныеистории с трогательной героиней, которую так томительно хотелось пожалеть, чтоперехватывало горло, но с ней рядом спалось так хорошо и тепло, что,проснувшись, приходилось бежать в ванную. Поллюционные сны Егоровой молодостиабсолютно не походили на зрелую реалистичную и в то же время фантастическикрасивую сцену, которую Эмобой наблюдал сейчас. В его душе боролисьпротиворечивые чувства, настолько сильные, что он не мог в них разобраться, ини одно из них не могло победить остальные. Так и стоял истукан Эгор, глядя насвое тело, стонущее и ревущее от переизбытка удовольствия, подаренного емупрекрасной Кити и — о ужас! — не менее прекрасной Ритой. «Это только сон», —пытался пробиться через кордоны рефлексов и гормонов забитый чувствами разумЭгора. Смотреть на себя со стороны — странное испытание, и страшное, и забавноеодновременно. В Эгоре клокотали жалость к себе и ненависть и ревность к своемутелу, вот нелепость, обнимавшему (и не только) Кити, о девственности которойуже не могло быть и речи. Но в то же время в нем бурлило восхищение собственноймощью и неутомимостью. Он встал так близко, что его обдало жаром любви. Эгорсовсем забыл, зачем он здесь. Рассудок провалился вниз и ощутимо выпирал изджинсов. Эгор оказался перед дилеммой — нужно было присоединиться к этомупразднику плоти, но как это сделать? И как быть с собственным телом? Конечно,ему, как и любому мужчине, приходилось заниматься сексом с самим собой, любовьюэто действо назвать язык не поворачивался. Но вот так, вчетвером, с собой и сдвумя желанными красавицами, причем одной действительно любимой, и со своим бывшимтелом, которому он теперь проигрывал эстетически во всех компонентах, кромеодного, хотя и самого необходимого в данный момент. Нет, пожалуй, эта оргия недля него. Может, выкинуть в море самозваного Егора, а заодно и чересчуркрасивую Риту и остаться вдвоем с совсем не замечавшей его Кити? Хотя да, Китиже занималась с ним любовью в данный момент. С ним — настоящим Егором, а нежалкой и страшной проекцией-фантомом. Так и не приняв никакого решения, Эгорвсе-таки сделал шаг навстречу призрачному счастью, прижавшись к кровати, ипочти занырнул под балдахин, но в этот момент Егор, решив спонтанно поменятьположение жарких тел на кровати, резко развернулся и попал могучей ногой пловцапрямехонько Эмобою в грудь. От удара Эгор отлетел, как кегля, и упал головойвниз, в океан.

Эмобой сидел на кровати ошеломленный, на лбу выступилахолодная испарина. Сон ушел. Он тут же вспомнил, где он был и зачем. Рядом сним, вернее, над ним, освещенная снизу фонарем и от этого демонически страшная,зависла Королева Маргит.

— Ну, как? Удачно, Эмобой?

Эгор молча помотал головой.

— Осталось полчаса. Успеешь?

— Постараюсь.

Эгор уже вжался головой в черную подушку. На этот раз он былготов к тому, что увидит. На айсберге ничего не изменилось, разве что он слегкаподтаял снизу и вода казалась ближе. На кровати все полыхало так же жарко. Ритабыла внизу. Она лежала с закрытыми глазами. Ее губы сверху оказались занятыКити, а снизу — Егором. Эмобой выключил все чувства и действовал быстро ичетко, с холодным разумом и нечеловеческой силой. «Это не Егор и не Кити, этосон умирающей Риты. И я должен ей помочь», — сказал он себе и двумя могучимирывками за плечи скинул в океан псевдо-Егора и псевдо-Кити, даже не проводив ихлетящие тела взглядом. Открывшая пылающие страстью и затуманенные блаженствомглаза Рита машинально прикрыла грудь и межножье руками, насколько это быловозможно. Эгор накинул на нее край черной простыни. Рита испугалась:

— Кто ты? Где Егор, где Катя, что случилось?

— Егор и Катя ненастоящие, все вокруг тебя ненастоящее. Этосон. Ты приняла смертельную дозу снотворного, и, если сейчас не проснешься, тыумрешь.

— Какой бред! Кто бы ты ни был, ты только что испортил самоесчастливое событие в моей жизни. Я занималась любовью с двумя самыми желаннымилюдьми, и мы могли дать друг другу все счастье мира.

— Ты не поняла? Если ты не проснешься — ты умрешь. — Я умру.Что с того. Все когда-нибудь умрут. Умереть вот так красиво, в океане назакате, что может быть круче?

— Ты не в океане на закате, а в своей кровати, тупообожравшаяся таблеток, а может, тебя уже нашли и над тобой бьются врачи вбольнице.

— Чушь. Если это сон, то, как только я об этом узнала, ясразу бы проснулась. Логично?

— Не совсем. Боюсь, ты слишком крепко спишь и не можешьпроснуться.

— Или не хочу.

— Дура, какая же ты дура, Ритка Белоглазова! Что же тынаделала?

— Как ты меня назвал?

— Рита. Ты что, не помнишь, кто ты?

— Я королева Ритуал, это мой айсберг, мой океан, мой закат,мой мир, мой сон. А вот кто ты? Может, ты падший эмо-ангел, который пришелзабрать мою душу?

— Еще минут двадцать, и так оно и будет. Просыпайсянемедленно!

— А если я боюсь просыпаться?

— Чего тебе бояться, сейчас двадцать первый век —неудавшихся самоубийц больше не вешают вверх ногами и не кидают их трупы наживодерню, как делали в Европе в Средние века.

— В Средние века меня давно бы сожгли на костре как ведьму!