Вылетали мы сразу после завтрака. Я хотела прихватить блюдо с яблочком, но Мурчик категорически воспротивился.

— Я и так дорогу покажу, не нужно оно нам. Всё равно скоро вернёмся.

Василиса впихала на дно ступы узелок с пирожками и горячо пожелала благополучного возвращения. Я отметила, что двух ступ уже нет: кто-то успел отправиться выполнять царское задание. Или, скорее всего, имитировать его выполнение. Несколько взмахов помела, и ступа поднялась над стольным градом. Поплыли внизу крыши крепких домиков, большие огороды, узкие улочки, местные жители в простых блеклых одеждах. На окраине стольного града пастух пас нескольких коров. Вокруг носилась здоровенная собака, интенсивно виляя хвостом. Вот начался лес, и под ступой зашевелились волны разных оттенков зелёного цвета.

Я прищурилась: лететь пришлось против солнца.

— Сейчас полянка будет, — сказал Мурчик. — Спускайся там, поговорить надо без лишних ушей.

Я вглядывалась в зелёные волны в поисках обещанной поляны. Вот несколько мрачных сосен с тёмными иглами, густой кустарник, крепкие молодые дубки… Вот она — поляна. Совсем небольшой островок на фоне лесного простора, покрытый мелкой зелёной травкой. На поляне, как рассыпавшиеся большие бусины, выделялись яркие цветы.

— Круто не бери, в дерево можешь врезаться, — сказал Мурчик. — Осторожно спускайся, кругами.

Над поляной действительно пришлось сделать несколько кругов. Ступа слегка ударилась дном о землю. Мурчик страдальчески вздохнул.

— И когда ты научишься сажать её помягче? У меня бы лучше получилось, — проворчал он. — Вылезай, посидим на травке, подумаем, что дальше делать.

До дерева я ступу не дотянула, так что опоры у неё не было. Вылезла я с трудом, чуть не перевернув летательный аппарат. Кот в два прыжка оказался у деревьев.

— Пошли в тенёк, — позвал он. — Пусть все, кто собирался к змею, дальше пролетят, а мы спокойно подумаем, как быть.

Я уселась на траве под раскидистым клёном и скинула башмаки. Хорошо-то как! Солнце светит сквозь листву, птицы поют, кот-Баюн сидит на траве и что-то намурлыкивает.

— Если немного повредить ступу, мы её починить сможем? — спросила я.

— У тебя точно не получится, — ответил Мурчик. — Я могу, конечно, в ближайшее селение за мастером сбегать, но толку с того? Во-первых, у нас денег на ремонт не будет. А во-вторых, поди объясни потом Данияру, как ступа повредилась. Поймёт же, что ты это специально сделала. И монеты обещанные не даст, и зло затаит, а тебе царь во врагах не нужен. Кащея просить тебя украсть тоже глупо: повода к тому никакого нет. У змея пересидеть можно, — с сомнением сказал он. — Только Горыныч тобой уж слишком сильно заинтересовался, а сейчас, когда к нему такая краса прилетит, точно не отстанет.

— А делать-то что? — я глубоко вздохнула. — Может, попросить Кащея на третьем задании превратить меня в кого-нибудь до конца отбора? Всё равно придётся лететь к нему за витязем, которого нет.

Мурчик качнул головой.

— Ну попросишь — и дальше что? Посидишь в болоте с Лукерьей и остальными, а как вернёшься — тебя уж царевич Елисей ждёт. Этот так просто не отступится.

— Совсем всё безнадёжно? — хмуро спросила я. — Или есть идеи?

— Есть. Замуж бы тебе выйти, — огорошил меня кот.

— С ума сошёл? — от неожиданности выпалила я. — За кого?! За змея, у которого в каждом селении по любовнице? Или за Елисея?

— Тихо, не горячись, — прошипел Мурчик. — Будешь шуметь, может змей появиться. Это хоть и окраина, но его владения всё-таки. Подумай, какой тебе мужчина подошёл бы?

— Нет такого, — буркнула я уже тише. Змей сейчас тут точно ни к чему. — Ни в моём мире, ни в Лукоморье. Что-то ни Елисей, ни Горыныч особо за меня не волнуются, хотя змей прекрасно знает, что я — не Яга. На отборе рядом — только ты. И летать учил, и в царском тереме лучшие условия выбивал, и у Кащея меня подстраховывал. Знаешь, был бы ты человеком… — я хмыкнула. — За такого я бы и пошла, если бы позвал.

Сверху в небе что-то вспыхнуло, почти ослепляя. Я подняла взгляд. Ясное голубое небо, насколько хватало взгляда, прорезала острым зигзагом гигантская молния. Удар грома так сотряс землю, что с деревьев повалились мелкие ветки и листья. Со всех, кроме того, под которым я сидела.

— Что это?! — я машинально прикрыла руками голову.

— Сейчас пройдёт, — сказал рядом знакомый голос, но без привычного подмурлыкивания. — Кащеевы чары только так и снимаются. Уж извини, не мог тебя предупредить…

Я подняла голову. Рядом сидел черноволосый мужчина лет сорока в потрепанной рубахе и тёмных штанах. Зелёные глаза незнакомца пристально всматривались в моё лицо.

— Только не кричи, — прошептал он. — Змей нам тут пока не нужен.

Я в полуобморочном состоянии кивнула и тихо выдохнула:

— Где кот?

— Я — кот, — мягко проговорил он. — Не хотел тебя пугать, но иначе нельзя было. Теперь могу и не темнить, — мужчина пошевелил плечами, потянулся. — Отвык в кошачьей шкуре, — он улыбнулся. — Кащей я, только без своей земли. Такое тоже случается, много нас народилось, места на родной земле не всем хватает. Вот я и бродил по свету, искал, где обосноваться. Подумал, Лукоморье — земля большая, для двух Кащеев место найдётся. Только здешний Бессмертный воспротивился, на бой вызвал. Бились мы несколько часов, а потом Кащей Лукоморья разозлился, что равного противника встретил, и чары применил, на какие почти никто из наших не решается. Как у вас говорят, «запрещённый приём». Так я и стал чёрным котом. Говорящим и бессмертным. Кащей-то почти сразу и сам пожалел, что так сделал, а воротить всё назад уже был не в силах. Сказал тогда в сердцах: «Коли тебя какая девка или баба полюбит да замуж за тебя захочет, станешь таким, как прежде. А проговоришься кому, кто ты есть, — останешься чёрным котом на веки вечные». На котов-Баюнов я оказался похож, способности Кащеевы не растерял, только для многих чар руки человеческие нужны, а не кошачьи лапы. Пением, как Баюн, усыплять любой Кащей умеет. В общем, кот из меня вышел вполне правдоподобный, пришлось только врать, что даром речи меня Кащей наделил.

— И что, ты действительно у Кащея на цепи сидел? — мой голос прозвучал непривычно хрипло.

— С чего бы? — хмыкнул мужчина. — Какое-то время я, и правда, в его владениях оставался, думал, как дальше быть. А потом Кащей как-то настойки своей хлебнул больше, чем стоило. Девицу очередную притащил, начал требовать, чтобы я ей сказку рассказал, грозился по пьяни на цепь посадить. Ну, в тот вечер я и ушёл. А дальше — я уже рассказывал. Сначала по селениям ходил, потом Олеся к себе позвала. Какая же ведьма от говорящего кота-Баюна откажется? Я пошёл, посмотрел на её житье-бытье — и остался. Сказки и песни Яге не нужны были, мышей я исправно ловил, с Докликой и филином поладил. Домовой сразу во мне Кащея почуял, я перед ним не особо-то и таился. В общем жил я в избушке почти обычной кошачьей жизнью. А как ты появилась, всё у нас там наперекосяк пошло, — он широко улыбнулся. — Доклика за голову схватился: отбор на носу, а Яга такое вытворила. Посидели мы с ним, подумали, никак тебя нельзя от отбора избавить. Я и решил помочь, чем смогу. Ну, вот и помог, — он кашлянул.