трибун. Большая часть декораций была иллюзией, но крайне искусной. В команды собирали пятерых, каждого защищал зачарованный костюм, временно парализовавший игрока при точном попадании в сердце и определённом числе «мелких ранений». Игра заканчивалась, когда кто-то добирался до знамени вражеской команды: пёстрые флаги, раздуваемые волшебным ветром, гордо реяли на верхушках башен.

В этой дисциплине турнира, особенно любимой публикой по причине зрелищности, участие принимали не все. Берегли силы для одиночной борьбы – да и не каждый способен был действовать в согласии с теми, с кем уже завтра придётся соперничать. Но Миракл Тибель участвовал; трибуны взревели, когда он в очередной раз подоспел на помощь товарищу, попавшему в окружение, и, отчаянно рискуя, отбил его от трёх противников разом. Спас соратника в ситуации, которую многие сочли безнадёжной, где почти все предпочли бы «продать» товарища, но не подставляться самому.

– Они так любят его, – сказал Кейлус Тибель, глядя в бинокль на ликующих зрителей, которые скандировали имя представителя королевской семьи. – Мальчишку, даже командовать неспособного.

Миракл отсалютовал трибунам, расчеркнув воздух кончиком шпаги. Сцену от остальной арены отделял звуконепроницаемый барьер, но отзвуки рёва пробились даже сквозь него. Тёмно-синий костюм за сегодня встретил лишь пару лёгких ударов, в спокойном лице не было ни торжества, ни насмешки – одно удовольствие от игры, идущей по твоим правилам.

– Трудно совмещать роль капитана с ролью лучшего бойца, – бесстрастно заметил Герберт. – Командиру пристало координировать действия остальных, не рискуя собой. Мирк не из таких.

Ложа, где они сидели, предназначалась только для светлейшей семьи. Открытую арену, которую в дождливую погоду закрывали магическим куполом, окольцовывали ряды сидений: жёстких – на местах подешевле, мягких – там, где за представлением наблюдали состоятельные зрители. Королевскую ложу, отделанную алым бархатом (её полукругом огораживала прозрачная плёнка колдовского щита), обставили пышными удобными креслами. На почтительном отдалении от гостей дежурили бдительные стражники. В воздухе стыл металлический запах снега, таявшего на крыше, мирры и лилий – духов королевы – и кедра с горьким цитрусом, шлейфом овевавших лиэра Кейлуса.

– Он мог бы командовать, но ему хватает мудрости распорядиться своими силами наилучшим образом. Умерить амбиции, прислушиваться к чужим советам. Играть в команде, когда ты сильнее многих и мог бы довольствоваться участью блестящего одиночки. – Голос королевы звучал благодушно, но задумчивость, скользнувшая за этим благодушием, напугала бы кого угодно. – Нетрудно понять, почему им восхищаются.

Подвеска на груди Миракла (такие использовали для связи на расстоянии) полыхнула колдовской синевой. Не дожидаясь указаний командира, он побежал к реке: и без указаний знал, что ему прикажут – атаковать святилище соперника, белевшее на том берегу. Его уничтожение открывало двери вражеской башни. Всё равно защитники обездвижены на ближайшие минуты.

Настоящие каменные храмы можно было бы колупать шпагами хоть до Жнеца Милосердного, но эти, сотворённые магами, рассыпались в пыль от нескольких точных ударов.

– Как это печально, Айри, – заметил Кейлус, наблюдая, как Миракл рассекает мелкие речные воды. – Толпа покупается на внешний блеск, на смелость и доброе сердце. Ты, которая хочет привести их к величию, сделать их жителями страны, властвующей над целым континентом, а после – над миром, для них словно злая мачеха из сказок. Зато юнец, не чурающийся тешить народ, как балаганный фокусник… – Сочувствием в его вздохе можно было бы отравить лошадь. – А ты что думаешь, Уэрти? Многие на трибуне предпочли бы, чтобы титул наследника достался твоему брату. Многие были разочарованы, когда не достался.

Тот промолчал, следя, как серебристое лезвие в руках Миракла рубит тонкие белые колонны – святилище походило на мраморную беседку.

Под цепким взглядом кузена королева склонилась к Герберту.

– Ты выше его, Уэрт. Выше всех, кого сейчас видишь. Не забывай. – Ласковые пальцы огладили некроманта по волосам одновременно с тем, как ласковый шёпот коснулся его уха. – Нет ничего выше и важнее тебя и твоей задачи. Наша цель – Керфианская империя, и мы достигнем её… Ты и я.

Тот не шелохнулся. Даже не подал вида, что услышал, неотрывно наблюдая за тем, как святилище взрывается облаком белой пыли.

Миракл кинулся наперерез противнику, запоздало вынырнувшему из-за деревьев. Закружился вокруг соперника на светлой песочной дорожке, прикрывая отступление товарища по команде – изящно, будто в танце, заложив свободную руку за спину и сплетая в воздухе вязь серебристых вензелей поющей стали. Он уворачивался от ответных атак легко, точно смеясь, но это было не так: над врагами, даже поверженными, Миракл Тибель не смеялся. Никогда. И предпочитал считать не врагами, а оппонентами.

Ещё одна черта, за которую его так любили.

– Должен сказать кое-что, Айри, – понизив голос, изрёк Кейлус с тщательно дозированной озабоченностью. – До меня дошли весьма неприятные слухи. О некоем заговоре… Как раз в пользу нашего дорогого Мирка.

Королева рассмеялась. Тихо, очень мелодично, словно мягко зазвенел колокольчик, выкованный из звёздного серебра – или из колкого света бриллиантов, усыпавших бордовый бархат её платья.

– Плохой же это заговор, если о нём ходят слухи. – Она улыбнулась, наблюдая, как стягиваются для финальной атаки маленькие фигурки бойцов, разбросанных по арене. – Я знаю, Кейл, ты всегда заботишься обо мне, но можешь не волноваться. Все слухи, что расходятся по моему королевству, прежде всего приходят ко мне.

– Нисколько не сомневался в бдительности твоих осведомителей. И всё же. Не думаешь ли ты, что наш Мирк… под самым нашим носом… сошёлся с той самой обещанной девой?..

Толпа сопроводила начало последнего боя ликующими криками.

– Забудь о заговоре, Кейл. И о пророчестве. Надеюсь, мы все вскоре о нём забудем. Пророчества – вещь зыбкая и опасная. Иные из записей Лоурэн уже не сбывались…

– Или мы просто об этом не знаем.

– …но даже если эта правдива, ничто в ней не указывает на моё правление. – Когда Айрес посмотрела на брата, ресницы её очертили намёк на холодный прищур. – Или ты решишься это оспорить?

Любой другой человек, причастный к королевскому двору и хорошо знакомый с повадками Её Величества, под этим прищуром в мыслях уже собирал вещи для скорого переселения в каменоломни. Но не Кейлус Тибель.

– Что ты. И не думал. – Глаза под лениво прикрытыми веками блеснули: словно лунные блики дрогнули на тёмных водах зимнего озера. – Чтобы твоё сердце было… как там сказано… «холодно и черно»? Мы с тобой были некогда слишком близки, чтобы я мог в такое поверить, и одного взгляда на ваши нежные отношения с Уэрти хватит, чтобы это опровергнуть. При всём уважении к светлой памяти наших общих родственников – и родная мать не относилась бы лучше к тому, на ком лежит клеймо