– Ты думаешь, что я разговаривала сама с собой, – пораженно выдыхаю я. – Берт, ты…

«Ты ошибаешься», – хочу сказать я. «Ты ошибаешься, ведь она знала то, чего я не могла знать».

Но у меня уже не остается сил что-либо говорить. Ноги отказываются меня держать, и я сползаю на пол, закрывая лицо руками.

– Ты нуждалась в помощи. – Глухой, надтреснутый голос Берта звучит совсем рядом – кажется, он тоже опускается на пол. – Вот только прийти на помощь было некому.

Нет. Нет-нет-нет. Только не это.

– Поэтому появился голос, который поддерживал тебя, позволяя думать, что ты не одинока. – Берт продолжает говорить словно через силу. – Голос, обращавший твое внимание на детали, которым ты не придавала значения, вроде панели переключателей у пола. Голос, напомнивший тебе перед откатом порядок действий согласно технике безопасности, которая уже была тебе известна. Голос… что наверняка показался тебе знакомым.

Проклятье.

Я собиралась идти в Справедливость, чтобы сдать голос, звучавший лишь в моей голове.

Громкий смех звучит где-то неподалеку. Да, все это и вправду очень смешно! Я верила, что мне наконец-то удалось обрести внутреннее равновесие, к которому я так долго стремилась… А оказалось, что я просто схожу с ума!

– Арника!

Только когда Берт принимается трясти меня за плечи, я понимаю, что этот смех принадлежит мне. Сделав несколько длинных выдохов, чтобы успокоиться, я убираю руки от лица, тут же обхватывая себя за плечи. Берт наконец-то отпускает меня, с видимым облегчением прикрывая глаза, – кажется, своим приступом истерического смеха я напугала его не на шутку.

– Подумать только. – Я откидываюсь назад. – Я так старательно пыталась изучить малодушную, анализировала каждое ее слово, пытаясь понять, что она из себя представляет, что ею движет, и мне так хотелось верить, что теперь у нас появится шанс наладить диалог с малодушными… – Запрокинув голову, я поднимаю взгляд к потолку. – Черт.

Я была уверена в том, что разговариваю с другим человеком, с девушкой, которая где-то там сидит в точно такой же комнате, что и я. У нее ведь был свой характер, свои уникальные голосовые интонации, своя внешность…

Все это – всего лишь выверты моего сознания.

Общаясь с малодушной, я ни на мгновение не усомнилась в ее существовании. Как же мне после этого доверять своему восприятию, как теперь верить в реальность своей реальности? Что… что, если, помимо этого голоса, есть что-то еще, что существует лишь в моей голове? На что еще может быть способно мое больное сознание?

– Берт… Ты ведь и вправду здесь? – глядя прямо перед собой, слабым голосом спрашиваю я, протягивая руку в сторону, чтобы дотронуться до плеча Берта. Руку тут же приходится отдернуть: Берт награждает меня весьма болезненным щипком.

– Уж я-то реальнее некуда, – ворчит он, но я слышу волнение, с которым он никак не может справиться. – Арника… – Берт глубоко вздыхает, наконец-то решаясь озвучить приговор: – Тебе нужна помощь.

Знаю, Берт. Знаю. Вот только единственный человек, который мог бы мне сейчас помочь, покончил с собой много лет назад. И даже со всеми записями, что остались после мозгоправа, Константин не сможет избавить меня от голосов, что звучат в голове, потому что это уже слишком серьезная проблема. Это болезнь.

Никто мне здесь не поможет. Некому.

– Эй, – осторожно окликает меня Берт. Я поворачиваюсь к нему только тогда, когда мне удается спрятать свое отчаяние… точнее, надеюсь, что мне это удалось. Но стоит мне увидеть лицо Берта, как отчаяние сразу же уходит на второй план, уступая место тревоге.

Чувство вины, что все отчетливее проступает во взгляде Берта, не смог бы заметить только слепой. Я вижу, что Берт уже готов встать на мой путь и пройти его в точности по моим следам; сейчас он повторяет мои ошибки, приписывая себе ответственность даже за то, что никак не могло от него зависеть.

– Даже не думай. – Я стараюсь, чтобы это прозвучало как можно строже. – Ты ни в чем не виноват.

– Ты осталась одна, Арника, – говорит Берт. – Я не должен был…

– Нет, – я упрямо качаю головой, – ты ошибаешься. Я была не одна, ведь со мной был наш отряд, Константин, Кендра… Конечно же, я скучала по тебе, – мое саркастичное хмыканье звучит довольно убедительно, – но не настолько, чтобы сходить с ума из-за этого.

Не смей, Берт. Неоправданное чувство вины – это глубокое болото, в котором можно увязнуть навечно, вступив в него лишь однажды. Тебе увязнуть я не позволю.

– Но ведь после стрессовой ситуации ты могла… – начинает Берт, но я сразу же перебиваю его:

– Я видела, как умирает человек, который мне дорог. – Пожалуй, это звучит даже слишком резко. – Вот где действительно стрессовая ситуация.

– Прости, – тихо говорит мой друг. – Я вспомнил, тебя ведь проверяли после стаб-конфликта…

– И тогда в моей голове был полный порядок, – договариваю я. – Берт… – Я тяжело вздыхаю. – Для подобных расстройств спусковой крючок не обязателен, ведь если есть предрасположенность… Выстрелить может когда угодно. И потом, несуществующий голос, который только и делает, что помогает мне, – это еще вполне безобидный вариант. – Я выдавливаю из себя улыбку.

О том, что подобные заболевания без лечения заметно прогрессируют, я предпочитаю умолчать.

– Кажется, все должно быть наоборот, – расстроенно бормочет Берт. – Это ведь я сейчас должен тебя успокаивать, – поясняет он.

– А я тебя и не успокаиваю. – Я пожимаю плечами. – Но если еще раз увижу этот виноватый взгляд – ударю. В том, что случилось со мной, твоей вины нет. Точка.

– Суровая Арника. – Глядя на меня, Берт несмело улыбается в ответ. – А… можно вопрос? – Дождавшись моего кивка, он прикусывает губу, уводя взгляд в сторону, – вопрос явно непростой, и сейчас Берт пытается сформулировать его как можно аккуратнее.

– Я понял, почему ты решила, что голос принадлежит девушке-технику, но… Почему ты подумала, что она Несовместимая? Неужели… неужели это как-то отражается на голосе?

Всего-то?

– Нет, конечно же, нет. – Я хмыкаю, вновь запрокидывая голову. Любопытство Берта осталось неизменным. – Я думала, что видела ее, прямо перед откатом… Что, впрочем, неудивительно, ведь после оборванного сценария мозг и не такое способен выкинуть. Так вот, тогда я увидела лицо девушки, которое было на всех экранах, и у нее был небольшой шрам, а шрамы ведь бывают только у Несовместимых, так что…

– Стоп, – слышу я неожиданно резкий голос Берта. – Повтори еще раз.

– Что такое? – Я поворачиваюсь к нему, не понимая, что могло смутить его в моих словах. – Разве и у Совместимых бывают шрамы?

– Нет-нет-нет, – Берт трясет головой, – девушка, которую ты видела – у нее на лице был шрам? Ты уверена? – переспрашивает он, придвигаясь ко мне.