– А что, есть какая-то разница?

Берт смотрит на меня с таким возмущением, словно я оскорбила его в лучших чувствах, и сейчас он жалеет о том, что тогда, в день нашего случайного знакомства, он решил со мной заговорить.

– Прости бедняжку, совсем не ведает, что говорит, – быстро проговаривает он, обращаясь к Электо. – Арника, сравнивать искусственный интеллект и искусственный разум – это все равно, что сравнить браслет на твоем запястье и твое сознание.

– Тут как раз все очень просто. – Я не удерживаюсь от усмешки. – Я живая. Я – организм, браслет – механизм.

– Электо тоже живая… но я согласен, не самый наглядный пример. – Берт зарывается пальцами в волосы, взлохмачивая их. – Ладно, – он взмахивает руками, – я попробую объяснить иначе. Искусственный интеллект – это всего лишь система нейронных сетей, это ассистент, способный решать лишь конкретные задачи. В процессе их решения он обучается, развивая и совершенствуя способности прогнозирования. Но все, что он может делать, – это оперировать данными, конкретными, исчислимыми данными. Здесь, в бункере, очень многие процессы управляются с помощью нейросетей… Одна из них, например, решает, что ты будешь есть на завтрак, основываясь на анализах крови и общего физического состояния, на данных о продуктовом наборе, выделенном на месяц, и так далее. Она сверяется с твоим расписанием тренировок, чтобы рассчитать оптимальное количество калорий. С каждым днем эта нейросеть узнает тебя все лучше, например, накапливая информацию об интенсивности твоих тренировок, о вкусовых предпочтениях… – Берт щурится, заметив недоверие на моем лице. – Разве не замечала? Дважды не станешь есть одно и то же блюдо, и больше оно на твоем подносе не появляется. Так вот, искусственный интеллект может иметь голосовой интерфейс, но разговор с ним будет лишь имитацией общения, в то время как…

– Хорошо. – Я вытягиваю руку, останавливая Берта, который, кажется, готов говорить об этом вечно. – Я поняла, интеллект – это то, что решает подсунуть мне противную жижу вместо нормальной еды, если у меня снижается гемоглобин.

– Искусственный интеллект – это всего лишь инструмент, пусть и очень сложный в своем устройстве. Но искусственный разум, – Берт указывает в сторону Электо, – это нечто гораздо большее. Это личность. Она помогала тебе не потому, что ее так запрограммировали, а потому, что сама захотела помочь. Ты… Ты тонко чувствуешь эмоции, Арника, ведь правда? Общаясь с Электо, ты даже ни на мгновение не задумалась о том, что она чем-то отличается от обычного человека, потому что она обладает собственным сознанием, чувствами и эмоциями. Способность к сопереживанию делает ее по-настоящему живой, поэтому даже ты не заподозрила искусственность ее происхождения.

– Ух ты, – говорит Электо с легкой печалью на лице. – Давно никто не говорил обо мне таких хороших слов. Спасибо тебе, о, рыцарь, что встал на мою защиту. – Она улыбается, и ее улыбка становится шире, когда она замечает растерянный взгляд, брошенный Бертом в мою сторону. – Не беспокойся, рыцарь – это тоже хорошее слово. – Электо поворачивается ко мне. – Так это и есть Берт? Он выглядит… немного старше своего возраста. – Она подмигивает мне, и только теперь я вспоминаю, что в день, когда случился откат, я рассказала ей о Берте.

Да, вот теперь, после Ускорения, Берт вполне подходит под определение «высокий красавчик».

– Так ты меня уже знаешь? – тут же спешит поинтересоваться высокий красавчик. Черт. Остается только надеяться, что у Электо есть хоть какое-то чувство такта.

Наблюдая за мной, Электо постукивает двумя пальцами по запястью.

– Считала название профиля с твоего браслета, – она безмятежно улыбается, – как только ты зашел.

– Значит… ты – искусственный разум. – Я наконец нахожу в себе силы повернуться к Электо. – И у тебя есть… эмоции, – растерянно говорю я. Когда Электо переводит свой взгляд на меня, то приходится напомнить себе, что на самом деле она смотрит на нас через видеокамеры, что это лицо, этот взгляд – всего лишь часть интерфейса, потому что иллюзия зрительного контакта слишком достоверна. Сквозь фигуру Электо проступают очертания одного из блоков и мишени, что так и осталась висеть на стене, и если бы не прозрачность голограммы…

Берт прав. Даже если бы я с самого начала общения с Электо могла видеть ее лицо, то все равно не догадалась бы, что передо мной не человек.

– Кем ты была раньше? – выпаливаю я. – До того, как… оказалась здесь? – Я показываю на один из блоков.

Мой вопрос почему-то вызывает у Электо смех.

– А кем была ты? До того как стала Арникой? – Отсмеявшись, она легко вздыхает. – Если ты хочешь спросить, не является ли мое сознание оцифрованной версией сознания какого-то конкретного человека, – нет. Я всегда была только собой.

– А что насчет твоего интерфейса? – спрашиваю я, сразу же замечая, как меняется лицо Берта. На этот вопрос у него наверняка уже есть ответ, но он все равно хочет услышать его от Электо.

– По образу и подобию создателя, – Электо мягко улыбается, – как и должно быть.

– И что же ты можешь? – интересуюсь я. Как много она могла узнать обо мне? Как много она способна узнать?

– Здесь? – Электо обводит взглядом зал. – На самом деле ничего особенного. Пока я не выхожу за пределы этой комнаты, мое сознание почти ничем не отличается от сознания обычного человека. Даже не гениального, всего лишь умного, хорошо образованного человека… – она пожимает плечом, – который умеет выполнять вычисления средней сложности и считывать информацию с любых носителей, попавших в этот зал, – на лице Электо мелькает быстрая ухмылка, – или же не считывать… Но порой я все же поддаюсь любопытству.

Я закусываю губу. Электо вполне могла видеть ту текстовую заметку в планшете Берта, куда я вносила предположения о своей собеседнице и ее прошлом. Она могла намеренно выстраивать разговор со мной так, чтобы избегать противоречий с тем образом, который я успела нарисовать в своем воображении.

– «Пока я не выхожу за пределы комнаты», – повторяю я ее слова. – Что это значит?

– Помнишь, я говорил тебе, что связь между бункерами невозможна? – быстро спрашивает меня Берт, перебивая Электо, которая уже открывает рот, чтобы заговорить.

Я киваю: еще бы, забудешь такое.

– Так вот, – продолжает Берт, – связь невозможна без Электо, потому что именно она объединяет все бункеры в единую систему. Электо, она ведь… она что-то вроде… – Берт яростно жестикулирует, явно пытаясь подобрать слова, чтобы выразить какую-то сложную мысль. А я внезапно для себя начинаю понимать, почему медицинские модули, как сказал Константин, «вдруг поглупели».

– Что-то вроде мозга всего подземного города?

– Да! – восклицает Берт. – То есть нет! Не совсем. Как же это объяснить… Скажем так, ее мозг скорее даже не здесь, он находится…

– Ты сейчас запутаешь ее еще больше. – Электо качает головой, перебивая Берта. Вздохнув, она поворачивается ко мне. – В каждом из двадцати девяти других бункеров есть зал, похожий на этот, и все они – компоненты единой системы. Но зал, в котором вы сейчас находитесь, зал первого бункера, – отличается от остальных. Это первый компонент, ядро всей системы. Остальные двадцать девять компонентов содержат в себе программы, алгоритмы, протоколы и остальные данные, с которыми я работаю.