Вопросы сыпались из меня, как горох из дырявого мешка. Я летела, уцепившись за кончик своей мысли, как истеричный пегас сквозь дебри.

– …Или больше? И они все прибежали сюда. Или не все, а только Рина? У вас еще такие есть? – Я ткнула пальцем в сопушку, которая уже спрыгнула с плеча Элии на стол и теперь незаметно подбиралась к подносу.

Застуканная на месте преступления, Рина подскочила и тут же сделала вид, что она просто гуляла. Точно сестрица моих. Повадки те же.

– Да, здесь таких много, – кивнула Элия, аккуратно складывая салфетку. – Мы называем их сопушками…

Надо же, я угадала!

– Они всегда тут жили. Вернее, почти всегда. Их вывели пряхи, но так давно, что уже никто и не помнит, когда именно…

Пряхи? А как же…

И тут в моих руках появилась чашка горячего ароматного чая из трав, я отхлебнула и зажмурилась от наслаждения. М-м-м-м… Вкусно!

– А твоя ведьма просто воровка, – спокойно сказала Элия, пододвигая тарелку с крохотными румяными булочками. – Ешь.

Я тут же схватила одну и отправила в рот.

– Она пришла к нам, чтобы стать пряхой. Но не осталась. Сбежала почти сразу. Тайком, прихватив три яйца. Невдомек ей было, что сопушки живут только парами! Даже из яиц вылупляются парами…

Опустевшая чашка исчезла из моих рук и тут же вернулась, полная чая.

Я невольно улыбнулась во весь рот. Няня… Истинная няня. Пусть даже она стала пряхой и отрешилась от всего земного, но няню из себя вытравить не смогла. Ведь только няня может одновременно усаживать в кресло, кормить, поить, следить за Риной, чтобы та не объелась, подливать, подсовывать сладкие кусочки… И при этом слушать бессвязную кучу вопросов, отвечать на них внятно и интересно, не забыв ни один!

– Не могут они поодиночке, быстро начинают тосковать и погибают, – вздохнула Элия. – Рине срочно нужна ее пара.

Ний? Или Шой?

– Своих не отдам! – вырвалось прежде, чем успела подумать.

Кто-то из моих ведь тоже… один. Значит, и ему срочно нужна пара, иначе…

– А можно я возьму ее с собой? – взмолилась я.

– Конечно, – улыбнулась Элия, и глаза ее довольно блеснули.

Видимо, на это и рассчитывала. Вот хитрая. Вроде и не просила ни о чем, а своего добилась. Ну точно няня!

– Пойдешь со мной, Рина? – Я вытянула руку и погладила сопушку по пушистой голове.

Та радостно щелкнула крошечным клювом. Да, остальные сопушки будут от нее в восторге. И я… Где три фамильяра, там и четыре.

«Размножимся», – внезапно всплыла в памяти надпись из паутины. И под нею три пары возбужденно сверкающих круглых глаз. А следом возникла еще одна картинка: я в окружении целой стаи прыгающих, летающих, резвящихся, дерущихся сопушек, и повсюду яйца, яйца, яйца, как в курятнике…

Очередная булочка застряла в горле, я поперхнулась и закашлялась. Надрывно, до слез.

– А яйца… они… часто… откладывают? – все еще кашляя, спросила я. – Надеюсь… не каждый день?

Ну не куры же они, в конце концов?

– Пара яиц за всю жизнь, – мягко хлопая меня по спине, отозвалась Элия. – И то лет через двадцать.

Отлично. Четыре – вполне хорошая цифра. На ней и остановимся. А те двадцать лет когда еще наступят. Итак, с сопушками все понятно, осталось выяснить еще кое-что…

Я жадно запила кашель и новости чаем и протянула опустевшую чашку:

– Вы так и не ответили, что за принцип согласия такой?

– Принцип согласия… – задумчиво повторила Элия, наливая ароматный напиток. Отставила чайник, сделанный из тонкой паутины, пропитанной каким-то веществом, и отпила из своей чашки. – Ты уже слышала, что вернуть кому-то жизнь можно, лишь забрав ее у другого?

– Да, но петля… – заговорила я, но Элия словно не слышала.

– Так вот. Ритуал состоится только в том случае, если тот, кто просит, согласится добровольно отдать свою жизнь, пряха согласится забрать ее взамен возвращаемой, а две ее сестры согласятся с тем, что должно произойти.

– А как же петля?

– Петля – это тоже чужая жизнь, вернее, часть жизни. Если она все еще у пряхи, та должна быть согласна ее отдать. Если петля уже у кого-то другого, тот должен быть согласен вернуть подарок, а пряха должна быть согласна принять его обратно и опять же согласна отдать взамен возвращаемой жизни…

Бр-р-р… От этих «согласно», «согласен», «согласна», «принять», «вернуть», «отдать» голова шла кругом, как от объяснений Диона, когда тот не хотел, чтобы его поняли. Заморозить бы все сказанные слова, чтобы потом прокрутить несколько раз…

Значит, няня могла отказаться забирать свой подарок у Сандра или, забрав его, могла не захотеть отдавать петлю Вети…

О Лунная Дева, сколько сложностей. Проще говоря, все должны быть на все согласны.

– А если кто-то из них против… – Я не заметила, как заговорила вслух.

– Ритуала не будет. Мертвый так и останется мертвым, живой – живым.

– Ясно, – кивнула я. – Но при чем тут разрушения? Почему от города остались одни развалины?

– Ну, в двух словах и не объяснишь. – Элия обхватила чашку ладонями, словно грея о нее свои пальцы. – Ладно, слушай с самого начала.

Когда-то давно богиня света создала магию прях и одаренным этой магией поставила два условия. Пряхи, во-первых, должны жить минимум по трое, а во-вторых, очень глубоко под землей. Там, куда не смогут добраться даже шахты гномов, в своем городе. Если рядом с пряхой постоянно не будет еще двух, ее дар исчезнет. Если пряха хотя бы приблизится к поверхности, ее дар исчезнет.

Очень мудрые условия: маги с жуткими способностями были ограничены, как никто другой.

Так вот, жили пряхи в подземном городе. Были они разных рас и характеров, а по способностям делились на три группы. Первые, с черной нитью жизни, лучше видели прошлое. Другие, с серой – будущее. Третьи, с белой – настоящее. Дар у всех был разный, и самые сильные становились назваными сестрами. Всего сестер было три, по одной от каждой группы. И правила эта троица городом, не особо обращая внимание на то, чем там заняты остальные.

А остальные творили, что вздумается. Никаких запретов тогда не существовало, и пряхи возвращали кого хотели, легко отдавая взамен любую жизнь. Им было все равно, чью нить оборвать, чтобы сплести из нее новую. Дошел проситель – пожалуйста, сделали.

– Знаешь песенку? – спросила Элия и тихонько напела: – Пряха нити вьет, узелки плетет, рядом ходит смерть, свою жертву ждет. Коль задал вопрос, получил ответ, жизнью заплати, своей или нет…

Я молча кивнула. Еще бы, забудешь тот ужастик, услышанный в мрачном тоннеле от Фрэнсис.

– Так вот… Своей жизнью мало кто расплачивался. Предпочитали отдавать чужую. Сюда тащили невольников, заманивали обманом, приводили, обещая счастье и исполнение желаний…