Мирослав слабо покачал головой:

– Погоди, дай соберусь с мыслями, ато... – Тупо уставился в стену. – Нет, это же надо, а! Теперьпонятно, почему она от меня четыре месяца скрывалась. Не хотела, чтобы я знал!Ну, Николь... Это жестоко. Что я ей сделал, что она не хотела, чтобы я знал прособственного ребенка? Ни слова. Ни письма. Ни звонка. А может быть... –Догадка ударила так, что он даже за сердце схватился. – А может быть, этоне мой ребенок? Может, у нее появился другой мужчина, от которого и...

Он даже не соображал, что размышляет вслух,пока не раздался голос Шведова:

– Не понял! Что ты говоришь? Твоядевушка, что, беременна?!

– Ты представляешь? – хмыкнулМирослав. – Вот уж правда что – муж всегда узнает все последним.

– Так вы с ней женаты или нет? –недоумевающе спросил Шведов. – А я так понял, у вас неформальныеотношения.

– Да какая разница: формальные –неформальные, женаты – не женаты? В том-то и дело, что я фактически считаю еесвоей женой, мне никакая другая женщина не нужна. И я не могу понять, как онамогла скрывать от меня, что беременна! Единственное объяснение – если не отменя. – Он понурился.

– Слушай... – задумчиво начал Шведов.Они перешли на «ты» как-то незаметно, но сейчас это было совсем неважно,напротив – прежняя церемонность казалась чем-то диким. – Слушай, а неможет такого быть, что эти бандюги нарочно про ребенка сказали, чтобы сделатьтебя еще более покладистым?

– Это вовсе не исключено! –уставился на него Мирослав. – Но какой во всем этом смысл? Какая мнеразница: беременна Николь или нет? Я так и так ради нее на все готов, сребенком она или нет, что мне какую-то там бумагу подписать?!

– Ну, они же, наверное, не знают, что тытак сразу согласишься, вот и решили подстраховаться, – пояснилШведов. – А... что это за бумага, которую ты должен подписать?

– Не сказали, – угрюмо отозвалсяМирослав. – Ничего толком не объяснили. Просто поставили пред фактом:через четверть часа здесь будет нотариус. Он заверит мою подпись на отказе откаких-то моих прав – и все, я узнаю, где они держат Николь. Разумеется, если непозвоню в полицию и буду послушен, аки дитя малое.

– Не слабо... – протянулШведов. – А если, к примеру, ты в этой бумаге подпишешь отказ от всех правв своем бизнесе? Так, на минуточку?

– Это невозможно, – отмахнулсяМирослав. – Не та форма собственности. Я могу подписать только соглашениео продаже предприятия. Или дарственную. Разумеется, ради Николь я и на этопойду, однако тот тип, который со мной разговаривал, уточнил, что соглашениесие никак не затрагивает моей собственности в России и, как он выразился,контактов во Франции. Получается, они очень хорошо о моих делах осведомлены!Интересно, через кого? С другой стороны, я тут со многими брачными фирмамиработаю, так что... Ладно, что толку голову ломать? Все равно не миновать мнеэту бумагу подписывать. Уже пять минут прошло, значит, через десять-двадцать...

Его прервал новый телефонный звонок. Мирославметнулся к аппарату, однако мелодичный напев ничем не напоминал размеренныезвонки, звучавшие раньше.

– Постой-ка! – вдруг воскликнулШведов, вслушиваясь в мелодию. – Да ведь это песня! Старая такая песня, наша,русская... – И он напел: – Ты у меня одна, словно в ночи луна, словнотра-та-та-та, словно та-ра-та-та... Можешь совсем уйти, только свети, свети!

– Эта мелодия записана на мобильникеНиколь! – закричал Мирослав. – Я сам ей записывал! Ищи, где звенит!Ищи!

Долго искать не понадобилось. Звон явнодоносился из стенного шкафа. Мирослав распахнул его, сорвал с вешалки легкийшелковый пиджак, выхватил из кармана телефон:

– Алло! Алло, я слушаю!.. Что выговорите? Вам нужна Николь?! А кто... кто это? Кто это?

Он говорил по-русски. Осознав это, Шведов чутьли не в пляс вокруг него пустился, сделав умоляющее лицо и тыча пальцами всторону телефона. Наконец смысл его прыжков и гримас стал понятен Мирославу, итот нажал на кнопку громкой связи. Тотчас в комнате зазвучал мягкий мужскойголос, говоривший по-русски совершенно свободно, лишь с легким и приятнымакцентом:

– Меня зовут Жерар Филиппофф. Могу япоговорить с мадемуазель Брюн?

– Нет, ее сейчас нет в Париже.

– Конечно, нет, – усмехнулсяФилиппофф. – Я прекрасно знаю, что она в Бургундии. Но ведь я и не звоню вПариж. Или... прошу прощения, может быть, я по рассеянности набрал не тотномер? Неужели я позвонил ей на квартиру? Но, сдается мне, я набирал номер еемобайла, то есть мобильного телефона?

– Да, правильно, вы набрали именноего, – с трудом владея голосом, ответил Мирослав. – Просто ее телефоностался в Париже. А... где, вы говорите, Николь?

– Простите, с кем имею честь? –спросил, вернее, осведомился Филиппофф.

– Меня зовут Мирослав Понизовский. Я... другНиколь.

– То есть как? – изумилсяФилиппофф. – Неужели вы – тот самый господин Понизовский?!

– Какой тот самый? Что вы имеете ввиду? – насторожился Мирослав.

– Ну, сколь мне известно, тот самый, скоторым у Николь был пылкий любовный роман, – суховато сообщилФилиппофф. – Затем вы расстались, к великому огорчению мадемуазель Брюн.Не хочу показаться неделикатным, мсье, однако вы совершите роковую ошибку, еслипокинете Николь. Она чудесная девушка, которая может составить счастье любогомужчины. Не позволяйте вашей гордости встать между вами!

– Моей гордости?! – взревелМирослав. – Кой черт?! Кто говорит о гордости? Я нарочно приехал в Париж,чтобы... – Он так орал, что сорвал голос и закашлялся.

– Что же вы не сообщили Николь о вашемприезде? – с укором спросил Филиппофф. – Думаю, тогда она не отбылабы в Бургундию. Конечно, она хотела доставить мне удовольствие своим скорейшимприездом, вот видите, так спешила, что даже мобайл забыла в Париже, однако,поверьте, я мог бы подождать день-другой, если бы знал о вашем грядущемприезде...

– Погодите! – прохрипелМирослав. – Почему она должна была доставить вам удовольствие? Какоеудовольствие вы имеете в виду? Кто вы вообще такой?!

– И почему так хорошо говоритепо-русски?! – не выдержав, закричал Шведов.