Могила была тщательно забетонирована, а потомустлана изнутри большими коврами. На ковры установили гроб – большой, дубовый,украшенный неимоверным количеством позолоты, – а рядом начали громоздитьновехонькие, только что привезенные из магазина вещи, вынимая их из коробок илипакетов: дубленку, сапоги зимние и осенние, кожаное пальто, стопку рубашек,белье, костюм, потом проигрыватель, десятка два компакт-дисков (среди них Венязаметил записи своего любимого Армика и понял, что покойный тоже любил хорошуюгитару), компьютер-ноутбук, сканер, еще какую-то орг– и бытовую технику, вплотьдо пылесоса фирмы «Бош»... Потом все это вновь прикрыли ковром, а сверхузаварили железную плиту. И лишь тогда насыпали могильный холм. А затем всеприсутствующие на похоронах цыгане (там были только мужчины, все как один вчерных кожаных куртках и кургузых черных шляпах) по очереди начали доставатьсвои сотовые телефоны, набирать номер и что-то быстро, взволнованно говорить.Потом Вене объяснили, что они звонили на тот мобильник, который лежал в карманепокойного. Гудки из-под толщи бетона и земли не доносились, однако в телефонебыл включен автоответчик, и друзья-товарищи наговаривали прочувствованнымиголосами наилучшие пожелания усопшему. Отчего-то эта сцена произвела наВениамина огромное впечатление.

«Да, братья скифы, – подумал онтогда, – вам такое и не снилось!»

А сейчас ему вдруг представилась не помпезнаяцыганская могила – вернее, захоронение, – а какая-нибудь канава, гдеваляется скорченный труп Ди-Кэй Холмского, незадачливого агитатора...

Снова раздался звонок, и Климушкин порывистосхватил трубку:

– Да? Ну что? Что-о?

И, прикрыв микрофон ладонью, озадаченновзглянул на Белинского:

– А вы знаете, что ваш приятель ДанилаКонстантинович Холмский, прописанный в городе Богородске по улице Ленина, домдвадцать четыре, квартира шестнадцать, разыскивается по подозрению в совершенииубийства неизвестного человека?

Белинскому показалось, что его трижды крепкостукнули по голове. Первый раз – известием о том, что Холмского зовут Данилой,совершенно как того мастера, у которого никак не выходит по жизни каменныйцветок. Второй раз Вениамина стукнуло самой информацией о том, что все-такиХолмского разыскивают. Неужели милиция нашла неопровержимые доказательстватого, что убийца – он?! Третьим ударом для Белинского было сообщение, что трупв квартире на улице Минина до сих пор не опознан.

Ничего себе! Даже он, сущий дилетант сыска,выяснил личность убитого за несколько минут. А люди, которые обладают такимивозможностями, до сих пор чухаются! Правда, Вене случайность помогла... Нет, неслучайность, а логика! Эти же служители правопорядка, которые обладают силами исредствами не в пример Вениным, до сих пор не знают имени убитого. Третий деньидет со дня убийства, третий! Можно ручаться, что охота за Холмским установленалишь потому, что он оставил в квартире свои бумаги. И милиция решила пойти посамому легкому пути.

Однако... однако куда все же подевался ДанилаХолмский?!

– Так знаете или нет? – выдернулВеню из его размышлений голос Климушкина.

– О том, что Холмского ищетмилиция? – Он пожал плечами. – Подозревал, что такое могло произойти.Но почти уверен, что это ошибка.

– Ошибка в приговоре... – пробормоталКлимушкин, и Веня вспомнил, что этот нестарый еще, полувека не прожившийчеловек дважды страдал не то от судебных ошибок, не то от наглой подтасовкифактов следствием и обвинением, результатом чего стали две отсидки – оченьможет быть, что и незаслуженные...

И тут он вспомнил свои страхи насчет судьбыбезвестно сгинувшего агитатора.

– А скажите... – Белинский мгновениепомедлил в нерешительности, потом решил воспользоваться возможностями, которыеему предоставлял Климушкин, до конца. – Понимаете, меня очень беспокоитсудьба этого парня. Я подозреваю самое худшее. Нельзя ли по вашим каналамкак-то разузнать, не находили ли в последнее время – буквально за два-трипоследних дня – человека без документов?

– Вы имеете в виду – не находили линеопознанный труп? – деловито и хладнокровно уточнил Климушкин. – Япопытаюсь узнать, но тут уж придется полагаться на ту информацию, какойрасполагают менты.

– Я понимаю, – кивнул Белинский ивыслушал, как Климушкин продиктовал по телефону новые указания.

В это время их позвали к столу, наскорособранному, как объяснила с извиняющейся улыбкой Олеся Климушкина, однако этоторопливо организованное застолье могло показаться врачу со «Cкорой»натуральным лукулловым пиром. Впрочем, насладиться пиром не удалось. Только сели,как подал голос телефон Вени: звонили со станции, последовал вызов из ВерхнихПечер, где человек обнаружил у себя ножевое ранение.

– Как это – обнаружил? – озадачилсяВеня. – Это что, пятак, забытый в кармане?!

– Не в кармане, а в позвоночнике, –уточнила Света. – И не пятак, а осколочек ножика там, кажется, застрял.Короче, пришел мужчина с грандиозной пьянки, лег спать, дрых ночь и почти весьдень, а когда жена вернулась с работы и, сердитая, начала его будить, вдругвидит – муж-то мирно спит в луже крови! С трудом вспомнил, что его кто-то в тойкомпании чем-то ударил. Женщина уверяет, что в спине виден осколок ножа.Поезжай, короче, Веня, посмотри, что там и как, а то больше некому. Сегоднявесь народ как с ума сошел, знай накручивают «03», все восемь машин в разгоне!

– Считай, что мы уже в пути, – небез печали ответил Вениамин, призывая на помощь чувство долга. Обычно тщательновымуштрованное, оно нынче что-то еле-еле переминалось с ноги на ногу где-то вприхожей. И дело было не только во вкусной еде, хотя доктор Белинскийпроголодался, что и говорить. Обидно было уехать, так ничего и не узнав осудьбе Данилы-мастера, то есть, тьфу, Данилы Холмского.

– Ехать пора? – огорченно спросилаОлеся Климушкина. – А как же паштет? Смотрите, какой чудный, это немагазинный, я сама делала.

Паштет?! По опыту жизни Веня знал: если онвозьмется за паштет, оттащить его можно будет только за уши, да и то – втроем.И чувство долга тут не сдюжит. Бог ты мой, до чего этого паштету хотелось! Ивдруг он вспомнил, как лихо отшиб себе нынче аппетит более чем на полдня.

Почему бы не прибегнуть к тому же способу?

– Андрон Николаевич, вы Сорогина нечитали случайно? – он спросил с самым невинным видом, тотчас ощутив, каккомок перекрыл пищевод, а все вкусовые рецепторы съежились, свернулись, словнообваренные кипятком. Вот и хорошо, теперь он с легкой душой отвернется отизобильного стола вообще и от паштета в частности.

Впрочем, не все сочли, что это хорошо.