– Какое странное эхо! – откровенноусмехнулся Филиппофф. – Или это, как принято теперь выражаться на моейэтнической родине, группа поддержки мсье Понизовского? Так вот, достопочтенныегоспода, я хорошо говорю по-русски всего лишь потому, что наполовину русский.Мой отец оказался во Франции во время Второй мировой войны, а после приходасоюзников не захотел возвращаться в Россию.

– Враг народа! – мрачноконстатировала «группа поддержки».

– Вернее, сын такового, – без всякойобиды согласился Филиппофф. – Мой дед был репрессирован и умер наСоловках. В довершение к этому «греху» отец оказался на оккупированнойтерритории – в Брянской области, был угнан во Францию, ну а там дал согласиеперейти на службу к оккупационным войскам.

– Еще и предатель! – яростно выдохнулШведов.

– Это вопрос сложный. Ему не за что былолюбить Советскую Россию – это правда. И он ее предал. Но той, другой, истиннойРоссии он оставался верен. Я мог бы порассказать вам об этом немалолюбопытного. Но, видимо, в другой раз. Пока же наш политический диспутнесколько затянулся, а мне срочно нужно связаться с Николь.

– Да кто вы такой?! – снова вопросилМирослав.

– То есть как – кто? – удивилсяФилиппофф. – Разумеется, клиент мадемуазель Брюн. Неужели вы забыли? Годназад я обратился в ее фирму с просьбой познакомить меня с русской девушкой,которая отвечала бы моим требованиям, и Николь удалось найти такую особу! Онарассказывала мне, что вы и Николь случайно оказались с этой девушкой в одномкупе. Ну вспомните, вспомните! Она родом из Нижнего Новгорода, и у неепоразительно красивое имя – Валери! – Филиппофф счастливо, громковздохнул. – Мадемуазель Валери вчера прилетела в Париж, а уже сегодня онис Николь отправились в Бургундию, чтобы побывать в Мулен и заодно встретитьсясо мной. Мы договорились, что в пять часов встретимся на въезде в Мулен, однакоко мне неожиданно приехал один важный посетитель. Видите ли, три года назадумер мой отец...

Он перевел дух, и Мирослав, хорошо знакомый сфранцузскими правилами приличия, которые включают в себя не толькобезукоризненное обращение со столовыми приборами, но и некоторые обязательныеформулы, успел ввинтиться в возникшую паузу с одной из таких формул.

– Мои соболезнования, – сказал онсдержанно, с тончайшим оттенком сочувствия.

– Благодарю. Отец оставил довольносвоеобразное завещание, и некоторые обстоятельства его начали выясняться толькосейчас. Мой посетитель привез мне кое-какие бумаги... именно поэтому мнепришлось задержаться. Дела еще и сейчас не закончены. Я звонил Николь, чтобыпредупредить и отложить встречу, но ее телефон не отвечал. Как я теперьпонимаю, неудивительно, если она забыла его в Париже. Сама-то она уже вБургундии. Вообразите, четверть часа назад ее «Смарт» промелькнул мимо моихокон, но так быстро, что я даже знак подать не успел.

– Ничего не понимаю! – выдохнулМирослав. – А где находятся ваши окна, мимо которых промелькнул «Смарт»Николь?

– Летом я живу в Нуайре. Там имение моихфранцузских предков. Это тоже в Бургундии, в двенадцати километрах от Мулен.Неужели вы не слышали о Нуайре? Быть такого не может! Но ведь вы, конечно,смотрели чудный фильм «Большая прогулка»? Вообразите, он снимался именно в этомпрелестном городке. Не весь, конечно, а только некоторые сцены. Помните, какфранцузы попадают на вечеринку к бошам... я хочу сказать, к германцам, которыескачут верхом на стульях? Вот это было снято в нашем...

– Погодите! – закричал Мирослав,окончательно потерявший терпение от этой любезной словоохотливости, а вернеесказать, болтливости. – К черту «Большую прогулку»! К черту скачки настульях! К черту бошей, германцев, французов и всех на свете! Скажите еще раз –когда вы видели Николь?

– Четверть часа назад. Она в своем«Смарте»...

– Вы это уже говорили! Но как можноуверять, что вы видели именно ее? Она была в машине, а вы, видимо, смотрели изокон своего замка?!

– Точнее, офиса, – с усмешкойпоправил Филиппофф. – Но это не помешало мне узнать номер ее автомобиля,это во-первых. А во-вторых, погода нынче стоит необыкновенно теплая, а машина Николь– новой модели, со съемным верхом. И на сей раз он был вот именно что снят – послучаю удушающей жары. Поэтому я отлично разглядел Николь. А рядом с ней ещеодну прекрасную даму с восхитительными русыми волосами. Судя по всему, это иесть Валери.

– Я не могу, – выдохнулМирослав. – Скажите еще раз, умоляю!

– Да ради бога... – начал Филиппоффс той же своей обаятельной, чуточку насмешливой манерой, как вдруг голос егопропал.

– Алло! – завопил Мирослав. –Мсье Филиппофф! Где вы? Жерар! Жерар Филип! О черт, что я несу?! – Он сненавистью уставился на мобильник. – Зараза! Вот же зараза! Видимо,зарядка кончилась.

– Да черт с ней. – Шведовпредусмотрительно вынул из рук Мирослава телефон, пока тот не шваркнул имвозмущенно о пол. – Немедленно позвони в эту самую Бургундию и узнай, тамли Николь. Вот и все.

– Да у нее в деревенском доме неттелефона! – взревел Мирослав. – Слишком дорогая плата, и, как толькотам установилась хорошая сотовая связь, Брюны отказались от номера.Гос-споди... Как я мог забыть это название. Мулен – мельница, ну все равно какМулен Руж. Красная Мельница! Мулен-он-Тоннеруа... Да что же это такоепроисходит?! Что теперь делать, совершенно не понимаю!

– Как что? – уставился на негоШведов. – Ты с ума сошел, что ли? Надо немедленно ехать в этот самыйМулен. Ты знаешь, где это?

– Ни разу там не был, но что тут особеннознать? В Бургундии! Найдем как-нибудь.

– Так ведь она, чай, большая,Бургундия-то! – по-детски испуганно расширяя свои янтарные глаза,пробормотал Шведов. – Где станешь этот Мулен искать?

– Во-первых, мы знаем, что это двенадцатькэмэ от Нуайра, а во-вторых, тут дорожные карты на каждом шагу продаются.Возьмем напрокат машину – и вперед, по абрису! – И он вдруг запел,совершенно не помня себя от возбуждения:

Все перекаты да перекаты,

Послать бы вас по адресу,

На это место уж нету карты,

Идем вперед по абрису,

На это место...

– Как это – возьмем напрокат машину? Акто ее поведет? – перебил его Шведов, глаза которого стали еще больше.

– Я, конечно, – пожал плечамиМирослав.

– А права?!