Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франс Хогенберг. Взятие Девентера. 1578–1590
По представлениям феодальной аристократии, военные действия должны постоянно согласовываться с нормами рыцарской этики, применявшимися во время турниров и охоты. Правила рыцарского боя запрещали заходить с фланга, маневрировать, отклоняться от прямого пути. Весьма весомы были соображения типа «если мы не пойдем прямой дорогой, то не покажем себя воинами, сражающимися за правое дело». Подобная тактика, естественно, приводила к большим потерям и далеко не всегда — к победе. Однако соображения целесообразности вряд ли могли остановить «бесстрашных» воинов. Главной являлась демонстрация отваги и доблести.
Закоснелость, надуманность многих правил «благородного» поведения вступает в противоречие с реальностями войны. Так, одно из них гласит, что рыцарю запрещено отступать в полном боевом снаряжении. Это не только лишает войско маневренности, но и делает невозможным проведение разведки. Решение проблемы ищут в приспособлении военной тактики к средневековым нормам, а не в ликвидации последних. Так, например, Генрих V Английский распорядился, чтобы рыцари отправлялись на разведку без доспехов: в этом случае возвращение с задания не было бы позором. Или же рыцарские правила требуют от победителя заночевать на поле битвы — это должно являться символом победы. Вообще, место и время сражения должны были определяться заранее, противника специально извещали об этом.
Внезапное нападение было недопустимо. Обычными были предложения о «выравнивании» позиций, по которому более выгодное место, дающее преимущество одной из сторон, должно быть покинуто. В действительности стратегические интересы всё-таки преобладали над романтическими идеями — эти предложения принимались редко. Иногда, правда, романтика всё-таки побеждала. Последствия были плачевными, как, например, в известном сражении при Наваррете: Генрих Трастамарский, будущий король Кастилии, пожертвовал более выгодной позицией и потерпел поражение.
До или после битвы совершается торжественный ритуал посвящения в рыцари, либо присвоения звания баннеретов — рыцарей со знаменем. Суровая простая жизнь, как говорится в одном трактате XV в., не подобает людям благородного звания. И потому там, где это возможно, стараются устроиться с удобствами и даже с роскошью. Так, лагерь Бургундского герцога Карла Смелого под Нейссом похож на декорации для придворного праздника, где шатры знатных рыцарей изображают замки и галереи, окруженные садами.
Война приукрашивалась как в жизни, так и в литературе. Сражения всегда описывались в духе напыщенной патетики, для чего использовалась специальная высокопарная лексика. Вызванные войной тяготы и лишения, грязь, кровь и страдания пытались скрыть, разыгрывая роскошный спектакль рыцарского праздника. Его создавал пестрый декор разноцветных одеяний, развевающиеся знамена и вымпелы, султаны на шлемах и красочные гербы. Играли трубы, звучали боевые кличи, что полностью диссонировало с новыми ритмами войны: в конце XV в. в Европе получили распространение огромные барабаны, появившиеся на Востоке. Их размеренный звук гипнотически действовал на подсознание, переводя сражение в сферу психологии. Иные времена — иные ритмы. Они говорили о начавшемся процессе механизации войны.
Когда декорации ветшали и блекли, сквозь мишуру вдруг проступали реальности времени. Они неприглядны. «Благородные» воины нападали врасплох, убивали, грабили, мародёрствовали. Они бежали с поля боя, нарушая все правила чести. А на море сражаться вообще было опасно, так как бежать оттуда затруднительно — так гласило расхожее мнение французского благородного сословия. Война служила обогащению, давая возможность преуспеть, выслужиться: заработать оружием приличные средства либо заслужить подвигами право на ренту или пенсию. Обогащались за счёт трофеев, грабежа и мародёрства. Особые усилия направлены были на захват знатных пленников, так как выкуп за них составлял главную статью доходов. Рыцари алчны, «неутомимы и охочи до немалых денег», с нетерпением ждут выплаты причитающегося им жалованья.
Миниатюра, изображающая смерть Оуайна Лаугоха, простреленного стрелой во время осады Мортани. XV в.
Меркантильную подоплеку жажды подвигов и славы никто не считал нужным скрывать. Все гордились добытыми трофеями и хвастали ими друг перед другом. Остатки рыцарского благородства исчезали, когда дело касалось низших сословий. Высокие правила чести, да и сама она могут быть забыты, ведь честь существует только в касте, только среди «своих». Простолюдинов грабят, убивают, калечат, как поступили с лодочниками из восставшего Гента, которым выкололи глаза для устрашения и отправили обратно в город.
Игровой момент на театре военных действий присущ не только рыцарству. Несмотря на жестокости, чинимые войском, горожане и крестьяне постепенно учатся давать отпор рыцарям и наемникам. Те же горожане при осаде города имеют обыкновение издеваться, ёрничать, высмеивать нападающих, хотя при неблагоприятном исходе за эти насмешки могут расплатиться собственной кровью. Так, в Мо выводят на стену козла, чтобы позлить осаждающее город войско англичан, в Монтеро на городских стенах выбивают пыль из шапок, в Конде на ультиматум о сдаче заявляют, что им некогда, так как они пекут блины.
Противостоя рыцарям, буржуа тем не менее часто подражают образу жизни благородного сословия, копируя его отдельные формы или правила поведения. Так делал «истинный представитель третьего сословия» Филипп ван Артевелде, принадлежавший к династии богатых купцов-суконщиков, которая играла важную роль в жизни фландрского города Гента. Подражая знати, он носил пурпур и горностай, совершал торжественные выходы под флагом с собственным гербом, музыканты постоянно играли перед его домом. Тем не менее многие формы аристократического быта, неизменно вызывающие почтение верхов, теряли свою значимость, когда перенимались простолюдинами. Они превращались в нарочитую грубость, в частности, поединки между простыми людьми, на которые знать смотрела с нескрываемым презрением.
Придворный мир
По сравнению с рафинированной культурой Италии быт других дворов был более простым и примитивным. Двор короля зачастую не имел постоянной резиденции и вел кочующую жизнь, как, например, испанский, французский. Описание этой бродячей жизни оставил Л. Февр. Нарисованная им «с натуры» картинка относится к 1533 г. Король Франциск I всё время в пути. Провести три месяца в одном и том же месте — необычно и не характерно для него. «Двор — на больших дорогах, в лесах, на берегах рек, на возделанных