— Я стараюсь. Я очень стараюсь угодить тебе.

Чёрт, девочка, знала бы ты, чего это стоит мне, как меня выворачивает изнутри, как хочется крушить всё вокруг от безысходности и бессилия что — либо изменить.

— Конечно, ведь я принадлежу тебе, — она шагнула ко мне, — и ты мною распоряжаешься, как тебе вздумается, как своими вещами. Это я не могу распоряжаться тобой, а тебе все позволено.

Захотелось громко расхохотаться. Я перестал распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению много лет назад. С тех самых пор, когда одна маленькая взбалмошная девчонка, вынудила меня поступить так, как было выгодно ей. Именно с того времени я перестал принадлежать самому себе.

Но вслух я произнёс совершенно обратное:

— Даша, неужели за все эти годы ты не поняла одной непреложной истины: да, ты принадлежишь мне! А вот Максим Воронов не принадлежит никому!

И по хрен, что сам десятки раз ей говорил обратное. Сейчас она не вспомнит. Или же поверит, что это была ложь. По хрен. Снова.

Она резко побледнела и срывающимся голосом произнесла:

— Я рада, что ты мне напомнил. Только скажи мне, Макс, разве брак подразумевает принадлежность в полном смысле этого слова? Брак подразумевает рабство? Игру в одни ворота? Я не подписывала договор с работодателем, я не продавала тебе авторские права на меня! Я выходила замуж за любимого мужчину, а не за Хозяина. Если ты считаешь меня своей вещью, Макс, — ОНА нарочно не называла меня Максимом или своим Зверем, — То ты очень сильно ошибаешься. Я принадлежу тому, кто принадлежит мне. И эта принадлежность не мое тело, а моя душа, мое сердце. Если твоя душа и твое сердце никогда не были моими, то мне искренне жаль, что я настолько заблуждалась в тебе.

Какой-то бред…какая-то странная, непонятная ни одному из нас постановка. Весь этот диалог. Потому что…мы ведь проходили это уже? Почти. Вскочил с кресла не в силах усидеть на месте. Но и смотреть в её глаза не мог. Отвернулся к окну. Хотелось заорать, что, да, она заблуждается в отношении меня. И кто, как не она, знает, что я весь принадлежу ей. Сколько раз уже это доказывала наша же грёбаная жизнь. Вот только ни один не сдаёт назад. Я — потому что мне нельзя назад. Там, за спиной слишком вязкое, слишком опасное болото, в которое нельзя позволить вступить ЕЙ. А она…Она, да, ошибается. Но не в том контексте, что ей представлялся. Хотелось встряхнуть её за плечи и трясти так долго, пока в ее глазах не исчезнет ненавистное мне выражение недоверия. Это не могло быть правдой. Иначе не пошла бы она из-за меня тогда в тот проклятый аул где я ее чуть не потерял…Иначе не простила бы тогда, когда я сам себя не прощал.

— Да! Брак подразумевает принадлежность! — Я развернулся к ней, и она от неожиданности отступила на несколько шагов назад, — Если мы говорим о тебе! И ты не хуже меня знаешь, что принадлежишь мне во всех смыслах этого слова! Твоя душа, твоё сердце, твои глаза, твоё роскошное тело. Даже твои мысли безоговорочно принадлежат мне! Ты принадлежишь мне, Даша, и это не обсуждается!

Она скептически поджала губы, а мне вдруг до боли захотел прижаться к ним своими и целовать их, терзать, кусать, врываться в её рот языком, чтобы не говорила, чтобы дышала мне в губы, и я жадно пил её дыхание.

— А вот, что касается твоих слов об игре в одни ворота, то ответь мне на один вопрос, любимая: как может кто-то принадлежать тебе, если он не принадлежит сам себе? Я не отрицаю свою любовь. Я, скорее, мог бы отрицать существование солнца или луны. Поверь, малыш, мне легче отказаться от крови, чем от тебя. Но запомни: можно приручить Зверя, но нельзя забывать, что он никогда и никому принадлежать не будет. Это не его прихоть. Это его натура!

Она разочарованно усмехнулась и медленно выдохнула:

— Макс, я всегда знала, что ты очень самоуверен. Только почему ты считаешь меня все той же маленькой девочкой, на которой ты женился давно? Рядом с тобой я могла многому научиться. Ты так не думаешь? Я принадлежу тебе вместе с мыслями и всем остальным — звучит потребительски, не находишь?

Проклятье! Нет ничего сложнее, чем говорить с тем, кто не слышит твоих слов!

— Твою мать, Даша! Это может звучать как угодно…Мне насрать…Просто так оно и есть!

— Я знаю, что тебе плевать. Только я не стану с этим мириться. Больше не стану, Макс. Только услышь меня, пожалуйста. Нет, не прослушай и забудь, а именно услышь — я не стану с этим мириться. Разве я прошу тебя принадлежать мне целиком и полностью? Ты не домашний зверек, Макс. Я прошу твое сердце. До сегодняшнего дня оно все же принадлежало мне одной. Я жила с этим, я дышала именно этой уверенностью, что как бы ты ни поступил, твое сердце, твоя душа принадлежат мне. Это давало силы бороться за наши отношения, за наши чувства. Да, я попросила слишком много, и ты дал. Это всё, что имело смысл. Больше мне ничего от тебя не нужно. Похоже, мы по-разному понимаем слово "принадлежать". Для тебя принадлежность — это мое тело, моя верность, мои мысли — а что ты дашь мне взамен, Макс??? Если даже не можешь дать мне уверенности в твоих чувствах ко мне.

Сознание затопила бешеная злость на эти слова. На ситуацию в целом. Она увидела меня с какой-то курицей и решила, что я не «принадлежу» ей. А ведь та женщина мне нужна именно для твоего спасения, Даша. Что я даю взамен, малыш? А как насчёт уважения собственного брата и близких друзей? Как насчёт той репутации, которая только-только начинала складываться? Этого мало? Или того, что я стараюсь отбросить тошнотворные мысли, какая я шлюха, торгующая сейчас своим телом для выживания? И точно так же совсем скоро буду расплачиваться за возможность всем нам выжить в этой грёбаной войне. Но об этом Дарине тоже не стоило знать.

Шагнул к ней и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Милая, какие из произнесенных мной слов тебе ещё непонятны? Я не отказывался и не откажусь от тебя, и ты это прекрасно знаешь.

— От меня? Или от моего тела? От чего ты не можешь отказаться?

От тебя, глупая! Без тебя нет смысла больше ни в чём!

— Хочешь, я скажу за тебя? — продолжила она, уничтожая меня этими фразами, давая мне пощечины одна сильнее другой, — Ты просто никогда не отдашь свое, и не важно, нужно оно тебе или не нужно, любишь или не любишь, просто оно твое и должно остаться твоим. С таким же успехом можно любить картину на стене, купленную за баснословную цену, или твой виски, от которого ты тоже не в силах отказаться.

Твою ж мать! Виски! Она сравнила себя с алкоголем! Вся выдержка вмиг испарилась к чертям собачьим. Резко притянул её к себе и схватил за волосы. Движением руки дернул её голову назад, а другой сильно сжал грудь, намеренно причиняя боль за сказанные слова. Она всхлипнула, но зверю, внутри меня, в этот момент было не до жалости.

— Даша, — прошептал ей в губы, удерживая взгляд, — у тебя роскошное тело…Не спорю…Ты и сама это знаешь…Но, кроме этого, ты отлично понимаешь, что стоит мне щёлкнуть пальцами, и сотнями прибегут женщины, не менее красивые, чем ты. Многие даже более искушённые в постели. И, если бы ты мне нужна была только из-за своих прелестей, я бы бросил тебя, давным-давно пресытившись ими.