Он осторожно повернул голову и увидел профиль Ирины. Она спала, плотно сомкнув губы, чуть нахмурив брови, что придавало ее лицу несвойственное суровое выражение. У нее был легкий нрав и ей совершенно не было присуще хмуриться, обижаться, говорить на повышенных тонах. Она словно не умела всего этого делать, выходя из сложных ситуаций либо при помощи юмора, либо применяя испытанное средство — промолчать, подумать, никогда не поступать сгоряча. Ее легкий характер, помогающий избегать острых ситуаций, был очень близок натуре самого Смыслова. По сути, он видел в ней себя, так болезненно переживавшего любое непонимание, необходимость выяснения отношений. Это было настолько разительно после взрывной, непредсказуемой Милы. Независимо от своего желания, он все равно постоянно сравнивал этих двух женщин. И каждый раз сравнение было в пользу Ирины. Максим сначала думал, что она контролирует себя, пытаясь показаться лучше, чем на самом деле. Но время шло, а Ирина не менялась, ни она, ни ее отношение к нему. Он и не знал, что женщина может так легко объясниться в любви и каждый день не словами, а поступками, своим отношением доказывать искренность своих чувств.

Первый раз он пришел в ее дом просто потому, что почувствовал себя на грани безумия. Кто-то должен был его выслушать. Но то, как повела себя Ирина, испугало его, удивило, повергло в шок. Он никогда бы не подумал, что единственная подруга его бывшей жены видит в нем любимого мужчину. Это было настолько неожиданно, не к месту, что Максим не нашел ничего лучше, как бежать. Он закрыл за собой дверь и, оставшись на темной лестничной площадке, ощутил уничтожающую пустоту. Она распирала его изнутри, едва давая возможность дышать. Чувство обиды и досады было готово вылиться слезами. Он никогда не ощущал ничего подобного и теперь растерялся, не найдя ничего лучше, как обидеть одинокую женщину. Она ведь так же одинока, как и он. Максим представил, как она каждый день возвращается в пустую квартиру, готовит себе ужин, автоматически включает телевизор. А ведь для счастья нужно не это. И ей наверняка нужно то, в чем так сейчас нуждался он сам — присутствие другого человека рядом, слушателя, собеседника. Но, с другой стороны, он никогда не представлял Ирину в качестве женщины, готовой разделить с ним постель. Постель и родство душ два полюса, две вещи, которые могут дополнять или исключать друг друга. Первое — счастье, второе — трагедия. Пожалуй, с Милой у него не было ни того, ни другого. Его жена никогда не делилась с ним своим внутренним миром, не впускала его туда. Да и как мужчина он не интересовал ее, говорить можно было лишь о выполнении супружеских обязанностей. Максима передернуло: любовь, удовольствие ввести в ранг обыденности. Сделать так, что он перестал нуждаться в ласках, прикосновениях. Роботизированное общение на уровне давно забытой клятвы молодоженов, которую обычно дают в загсе. Равнодушная, усталая, едва удерживающая на лице улыбку женщина зачитывает казенные строки, из которых следует, что и в горе, и в радости, и во здравии, и в болезни супруги обязаны быть вместе, помогать друг другу. Тогда оба дали слово беречь семейный очаг, не дать ему погаснуть. Максим усмехнулся — почему он вспомнил об этом? И настолько четко, все в мельчайших деталях. Может быть, потому что в реальной жизни все обязанности легли на него, а Мила позволяла себе время от времени вносить свои коррективы. Это были особые отношения, от которых он был не в силах отказаться. Ему была нужна именно эта женщина рядом. И когда он понимал, что она равнодушна к его чувству, и когда ощутил полную отрешенность от всего, что, по его мнению, делает женщину женщиной. Он был готов закрывать глаза на все, лишь бы знать, что она — его жена, и он имеет все основания заботиться о ней. Для него это важно. Как колдовство. А кто знает, быть может, она и приворожила его много лет назад? Пожалуй, она и на это была способна. Иначе как объяснить его упорство, его слепоту, его полное растворение в ее проблемах и взглядах на жизнь? Он слишком долго пытался изменить Милу. Он был деликатным, чтобы, не дай бог, не обидеть, лишний раз не спровоцировать раздоры. Однако есть сроки, которые указывают на тщетность усилий, невозможность перемен, а он упорно не хотел этого замечать. Да и кто же захочет в один миг отказаться от своей мечты? Он любил Милу. Он и сейчас не забыл ее, никогда не сможет забыть. Слишком большая часть жизни связана с ней, столько воспоминаний. Каких? Это его памяти угодно воспроизводить бесконечные ссоры, отчуждение, холод молчания, а сердце оставило в своих потаенных уголках воспоминания о первых встречах, свадьбе, рождении сына, успехах Милы, гордости и счастье, которое он испытывал, радуясь им. Он всегда считал себя причастным к тому, как уверенно она поднимается к вершине. Не желая об этом говорить часто, все же изредка Мила позволяла себе отдавать дань его роли в своей жизни. Это всегда говорилось вскользь, шутя. Но ему было невероятно приятно слышать даже скупую похвалу. Рядом с Милой он научился довольствоваться малым, видеть хорошее в самых обыденных мелочах. В отличие от Милы в его лексиконе было это слово. Мелочах… Разве есть они, когда речь идет о семье, детях, благополучии в доме? Максим не ожидал, что именно невозможность продолжать заботиться о его уюте, вкладывать всего себя в устоявшийся быт станет для него таким ударом. Ему не была нужна женщина, успехи на работе, он не думал о своем здоровье. Единственное, что приводило его в полное уныние — отстраненность от жизни, той, к которой он привык, которая опутала его невидимыми, но прочными сетями. Он не мог освободиться от них без посторонней помощи.

Обо всем этом он хотел поговорить с Ириной. Но все получилось не так, как он ожидал. Вместо разговора по душам — ее признание в любви, его грубые слова и бегство. Однако ему было некуда бежать, да и куда сбежишь от самого себя? Он вернулся, чтобы просто лечь спать в чужой квартире, так и не выговорившись, не облегчив душу. Чтобы утром молча выпить чашку крепкого кофе, выполнить свое обещание, водрузив вешалку на прежнее место, поблагодарить за гостеприимство и снова уехать. Он не мог забыть, каким взглядом провожала его Ирина. Это одно из воспоминаний, которое остается навсегда.

И начались одинокие вечера на тихой, удаленной от городской суеты даче, приводившие Максима вместо ожидаемого умиротворения в ярость, столь несвойственную ему. Он упрямо пытался работать, вникать в научные труды, но сотни молоточков упорно стучали в висках до тошноты, до истерического желания одним резким движением сбросить все со стола и никогда больше не возвращаться в столь любимый раньше мир чисел и формул. То, что было отдушиной, теперь стало пыткой, выносить которую становилось все труднее. Жизнь без Милы, без семьи потеряла для него смысл. Попытавшись отвлечься от тягостных мыслей об этом, Максим стал чаще бывать у сына, но в какой-то момент ему показалось, что его визиты не всегда бывают кстати. Наверняка это было не так, но он отличился щепетильностью и решил, что не стоит обманывать себя. Кирилл и Катя жили своей жизнью, где в его заботе нуждались не настолько остро. Это были два взрослых человека со своими планами, взглядами на жизнь, а он словно терялся в этом новом для себя качестве отца давно повзрослевшего ребенка. И как Катя ни старалась быть гостеприимной, радушной, наступил момент, когда и в их доме Максиму стало неуютно. Он изводил себя, ругал за неблагодарность, но стал приезжать к ним все реже, сводя общение к телефонным звонкам с дежурными вопросами и ответами.