Так, на чем я остановилась? Ах да, на своих волосах — хорошие, густые, натуральные светло-русые. Так вот, какая прическа при такой длине? Высушила, немного подчесала-приподняла в нужных местах и уложила в плотную спираль на затылке. Удобно, и мне идет. Немного той самой «красоты на внешности» — и уже другой человек, и настроение улучшилось!

Захожу в кухню, а там господин Башкирцев стоит у плиты и варит настоящий кофе, он, кстати, классно это делает, отчего-то у него всегда получается исключительный кофе, а секреты такого мастерства, гад, не открывает — повернулся, услышав, как я вошла… и застыл с таким выражением лица!..

А хорошо, когда мужчина на тебя смотрит таким вот взглядом! Бодрит, знаете ли, как-то, оживляет и тонус придает! Хорошо!

Кофейная шапка набухла, перевалилась через край большой турки и зашипела, растекаясь по горячей плите.

— Кофе, — нежной ромашкой напомнила я обалдевшему мужчине.

— А? — встрепенулся он. — Что? — и спохватился, запоздало приподняв турку с огня.

Отставил ее на столешницу, снова повернулся и восхищенно произнес:

— Ты такая… — поддержал он себя неопределенным жестом руки. — Прекрасная сегодня. Я и забыл, какая ты красавица. — И выдохнул неожиданно: — Ух!

— У меня несколько важных встреч, — пояснила я, подойдя к нему и забирая турку.

Но Башкирцев уже пришел в себя, хоть и смотрел на меня с нескрываемым восхищением, но тут же включил свою обычную иронию.

— Понятно, — констатировал он и нарочито вздохнул: — И-и-и сердце дее-е-ев-и-и-ичье за-а-бьео-о-отся с восторгом чувств не для меня… — затянул он строку из старинной казачьей песни.

Голос у Ильи был великолепный, поставленный от природы, как и уникальный слух. Так что, если бы в сыщики не пошел, стал бы известным певцом, вот сто пудов!

— Вот именно, — подтвердила я его догадки.

Кофе он сварил новую порцию. Я тем временем разогрела пироги, и мы, накрыв на стол в четыре руки, сели завтракать.

Пока завтракали, по обоюдному молчаливому согласию, никаких серьезных тем не касались, говорили о пустяках: об установившейся прекрасной погоде. Обсуждали мой деловой маршрут движения по городу — куда и в какой очередности я хотела бы попасть. Он сообщил, что парни сегодня занимаются другими делами, а сопровождать меня целый день будет он в качестве личного водителя и тела моего хранителя.

— Поедем на моем автотранспортном средстве, — сказал Башкирцев, когда мы вышли из подъезда.

Я пожала плечами — да мне безразлично, на его или на моем, раз мне самой за руль не садиться.

Сначала мне надо было в офис в кафе, взять деньги из сейфа и отвезти в банк, вот мы и поехали по первому пункту нашего сегодняшнего маршрута.

Илья спросил, как Альбина начинала свой бизнес. Я взялась рассказывала и неожиданно увлеклась, вспоминая тетушкино становление в качестве бизнес-леди. А он слушал с неподдельным интересом и задавал уточняющие вопросы.

Мы отъехали от светофора на зеленый свет и приближались к Т-образному перекрестку, на котором основная дорога поворачивала налево, а направо, собственно, уходила даже не дорога, а ответвление, которое вело к группе жилых домов и приблизительно метров через пятьсот заканчивалось тупиком.

Я что-то продолжала говорить, как вдруг Башкирцев рявкнул во все горло:

— Вниз!!!

Одновременно он жестко ухватил меня за затылок и со всей силы пригнул мою голову к коленям и, продлив нажатие руки, буквально засунул меня под торпеду и заорал что-то трехэтажным матом.

И тут такое началось!!!

Башкирцев, громко матерясь, выкручивал руль, машину заносило, трясло, вдруг лопнуло лобовое стекло, и мелкое крошево осколков засыпало мою спину.

— Б…!!! — орал Илья. — Твою мать!!!

Машину тряхнуло на каком-то препятствии, которое она все же взяла, не перевернувшись, и понесло дальше.

— А вот не испугаете вы джигита!! — орал Башкирцев, продолжая бешено крутить руль. — Твою…!! — и далее по матерному ругательному.

И тут мы остановились.

Мне было ужасно неудобно — ремень безопасности пребольно впился мне в шею и ключицу, сдавил грудь и живот, во время этого безумного автородео я сместилась попой к двери и сидела, сложившись пополам на сиденье. Пару раз очень сильно приложилась затылком о торпеду, но удар смягчили волосы.

Я была вся засыпана крошевом стекла, толком не соображала, что происходит, но четко понимала одно — если Башкирцев затолкал меня вниз, а вокруг творится нечто непонятное, то надо сидеть так, как меня «пристроили», пока мужчина занят делом и не дал приказ «отбой». При этом желательно не произносить лишних звуков и не пытаться с переляку, как говорят на Украине, давать «грамотные» советы под руку.

Короче говоря, сидеть тихо и не рыпаться, пока не поступит следующая вводная от командира. В данных обстоятельствах я целиком и полностью отдавала ему все полномочия!

А лично я в это время исполняла с особым тщанием главное указание — смело пряталась!

Надо мной что-то грохотало, продолжал громко и со вкусом материться Башкирцев. И вдруг неожиданно все стихло, и я услышала рядом резкий щелчок отстегиваемого ремня безопасности и обеспокоенный, но деловой рык Башкирцева:

— Кира?!!

— Нормально!! — отозвалась я, поняв, о чем он. — Я в порядке!!

— Сиди пока!! — приказал отрывисто Илья.

Он выскочил из машины и куда-то побежал.

Я посопела еще с полминуты, понимая, что у меня уже все болит, чешется и сидеть я так больше категорически не могу. Я прислушалась, пытаясь разобраться, что происходит — вроде тишина.

— Куда его понесло? — проворчала я.

И неожиданно сообразила, куда! И тут же подскочила, сильно стукнувшись очередной раз затылком, выругалась, прижала ушибленное место рукой — но все это на автомате — и посмотрела через пустой проем лобового окна. Башкирцев, бежавший куда-то с пистолетом, резко остановился, выстрелил два раза и снова побежал.

Меня внезапно шибанул такой дикий страх за него, что я аж задохнулась! Захотелось немедленно заорать во все горло и потребовать, чтобы он прекратил так рисковать…

Но сдержалась.

Потому что где-то на подсознательном уровне, на уровне генов, всей моей женской сути и той самой темной, изначальной и неизвестной нам памяти, четко поняла, что этот мужчина никогда не остановится, преследуя врага. Его основная функция, жизненный стержень — это как раз не карать, как мне казалась раньше, а защищать.

Защищать! Меня в первую очередь. Семью, а потом и всех остальных.

Я ощутила это знание с такой мощной силой прозрения, что все укоренившиеся во мне прежние мысли о призвании Ильи, о нем самом и его работе обрели неожиданно иные краски и оттенки.