– Это так здорово! – сказала она. – Как ты вообще этому научился? Я едва ли запомнила, как вот это вот все…

Бернард пожал плечами и решил все же рассказать свою историю:

– Когда стало известно, что мой дар окончательно угас, я стал не самым лучшим сыном. Это все было очень обидно, а я в свои пять лет чувства мог выразить лишь глупыми шалостями. Мой отец, конечно, любит меня, но предпочитает говорить, что я просто приемный ребенок в семье. Мол, он усыновил мальчика с даром огня, а дар угас…

Мужчина замолчал, понимая, что тонкие пальцы Альберы легли поверх его ладони. Она смотрела на него большими взволнованными глазами, полными сочувствия. Не жалости, не насмешки, а какого-то доброго сочувствия, словно она хотела попросить прощения за то, что все сложилось именно так.

– Альба, все хорошо, – сказал он, легонько ткнув пальцем в кончик ее носа. – Просто именно тогда мой наставник стал учить меня складывать птиц. Меня это сначало злило, и я хотел их сжечь, но так как пламя мне больше не подчинялось, я сделал их очень много.

– Помогло?

– Можно и так сказать. Я смог принять случившееся, – пожав плечами, ответил Бернард.

– Значит мне тоже надо сделать их очень много. Может быть и мне поможет, – грустно прошептала Альбера, раскладывая перед собой белый лист и пытаясь самостоятельно повторить отложенную в сторону птицу.

– Расскажешь? – спросил Бернард, чуть отстраняясь, чтобы видеть не только ее руки, но и ее лицо с нервно поджатыми губами.

Альба кивнула и тихо прошептала:

– У меня совсем нет выбора с этим замужеством. Моей семье нужен новый маг Жизни, и я должна его им родить, а потом…

Рука у нее дрогнула, и лист порвался, но магессу это, казалось, не расстроило. Она просто посмотрела на разорванную бумагу и смахнула ее на пол.

– Моя семья состоит из притворцев, и они ждут, что я рожу наследника, потом еще пару магов Жизни, так, для страховки, а потом… А потом я смогу делать что угодно: заводить любовников, рожать от других мужчин и вообще развлекаться, как мне только захочется.

Она сжала свои маленькие руки в дрожащие кулачки и едва не заплакала. Она просто не хотела все это говорить, не хотела даже думать об этом, но стоило озвучить свои мысли, как слезы тут же набежали на глаза.

– Альба, так многие дворяне живут, особенно маги, – прошептал Бернард, осторожно касаясь ее руки.

– Но я не хочу так!

Она встрепенулась, посмотрела на собеседника и тут же виновато опустила голову. Говорить о том, что все эти интриги ужасны, человеку вроде Бернарда, расплачивающегося судьбой за грех своего отца, было по меньшей мере глупо.

– Извини, – прошептала Альбера, – просто я пока не знаю, как с этим жить.

– Тогда тебе действительно стоит сложить много птиц, – совершенно серьезно ответил мужчина. – Обычно, пока складываешь их, много думаешь, и в конце концов что-то для себя решаешь. Если бы был универсальный ответ, я бы тебе сказал, а так я могу только побыть рядом.

– И сложить мне еще одну птичку, – усмехнулась Альба, ловя тонкими пальцами не упавшие слезы. – Я сейчас умоюсь и вернусь. Спасибо тебе, Бернард. Ты мне сейчас действительно очень помог.

– Не за что.

Маг развел руками и тут же озадаченно посмотрел на собственные пальцы. Ему показалось, что на них что-то блеснуло, но амулет он хорошо спрятал, а перстней никогда не носил.

«Не может быть», – подумал он и, сосредоточившись, сжал кулак, чтобы резко его раскрыть. Пламя не возникло, магия не ожила, но мелкие искры пробежали от центра ладони до кончиков пальцев.

Не веря своим глазам, он перевернул ладонь. Метка на его руке мерцала, то светлела, то снова становилась ярким голубым знаком.

– Не может быть, – едва слышно прошептал мужчина, боясь поверить в то, что видел.

Когда в замке стали появляться первые гости, на лице Альберы не было и тени печали. Она беспечно улыбалась, кокетливо перебирая рюши на корсете своего платья, опускала глаза, смущаясь, и приветствовала всех изящным реверансом.

Ей полагалось встречать гостей вместе с отцом, которому ее буквально передал Бернард.

– Надеюсь, моя дочь вас не утомила? – тихо спросил Эдерью. – Вы кажетесь взволнованным, а я подобной склонности за вами не наблюдал.

Бернард невольно поежился. Он был уверен, что его внутреннее смятение ничем не выражалось, но внимательный взгляд мага явно успел что-то распознать.

– Ваша дочь – очаровательное существо, – тихо ответил он. – Она удивительная, быть может, слишком удивительная, – едва слышно добавил и с облегчением пронаблюдал понимающий удовлетворенный кивок.

Что бы не подумал Эдерью, это устраивало Бернарда, потому что правду он не хотел раскрывать, как не раскрывают загаданное под упавшей звездой желание. Мужчине хотелось как можно быстрее ускользнуть прочь. Теперь Альбера была в безопасности. Рядом с ней была охрана, отец, да и Ран был уже где-то рядом, по крайней мере, маг заверил, что здесь юную магессу можно спокойно оставить. Ему полагалось смешаться с толпой, но он предпочел выскользнуть из зала, чтобы закрыться в своей комнате, сосредоточиться и прислушаться к своему телу.

– Маги Огня, настоящие, чистые – не стихийники, а маги Огня, как мы с тобой, – говорил ему отец давным-давно, – обладают особой душой, особым сердцем. Она, сила, всегда с нами. Она похожа на пожар в груди. Закрой глаза и попробуй увидеть это пламя.

Вспоминая эти слова, прижимая к груди кулак, Бернард закрыл глаза и прислушался. Когда-то давно он видел это пламя. Ему было чуть больше трех лет, но он видел настоящий пожар в темноте. Языки пламени поднимались перед глазами и плясали так, что сердце замирало, а огонь в камине разрастался, слыша его сердце. После он очень часто закрывал глаза и вглядывался в себя самого, искал хоть маленький огонек, но не находил. Там было темно, пусто и холодно. После подобных взоров его долго трясло в болезненном ознобе, потому он перестал искать в пустоте свой огонь и забыл о нем, но теперь он просто не мог не закрыть глаза и не попытаться увидеть его.

Искать ничего не пришлось. Маленький огонек раскачивался в темноте, словно пламя на фитиле свечи, забытой у распахнутого окна. Это маленькое пламя хотелось закрыть руками от ветра, спрятать, даже если оно обожжет пальцы, но это было невозможно.

Медленно открыв глаза, Бернард выдохнул, боясь надежды, как страшного зверя.

Когда он смог взять себя в руки и вернуться на прием, гости уже общались, окружив зал, где молодые пары развлекались танцами в ожидании вечерней трапезы.

Альберы не было видно, зато Маркуса мужчина заметил сразу. Артефактолог стоял у стены, опираясь локтем на тумбу, украшенную декоративным канделябром с высокими белоснежными свечами. Его поза казалась совершенно расслабленной, даже небрежной. Словно философ, задумавшийся о мимолетности бытия, он следил за тем, как капли воска медленно сползают вниз.