Поправила сползшую бретельку и удалилась в сторону бальногозала походкой, которая ей наверняка казалась исполненной презрения. Осмотревсебя и обнаружив, что ширинка в результате женских усилий расстегнута донизу,Мазур привел себя в нормальный вид, пожал плечами и пробормотал под нос одну излюбимых литературных фраз:

– Таков печальный итог...

В зале продолжалось веселье. Поразмыслив, он потащился наверхнюю палубу и долго торчал там, не мучаясь никакими особенными терзаниями,бездумно глядя, как порой в луче прожектора вспыхивают алыми рдеющими уголькамиглаза кайманов. «Смело идут речники, – констатировал он. – То липрекрасно знают здешний фарватер, то ли аппаратура в рубке стоит отличная, снадежным эхолотом можно так лихо переть в лютом мраке...»

Когда во рту стало горчить от сигарет, направился вниз, ксебе в каюту. Лечь и выспаться без задних ног, благо время позднее, и пошло оновсе к черту...

За поворотом коридора нос к носу столкнулся с Ольгой, ужевзявшейся за вычурную ручку двери своей каюты. Никого, кроме них, в коридоре небыло, вновь напомнило о себе все прежнее, и Мазур остановился возле нее, застылклассическим соляным столпом.

– Интересно, что у вас произошло? – Ольга уставилась нанего лукаво, чуть хмельно. – Милая Мэгги влетела в зал с таким видом,словно ее изнасиловал Кинг-Конг... или, наоборот, отказался насиловать, как нипредлагали...

– Имело место как раз второе, – угрюмо сообщил Мазур.

– Ну, примерно так я и подумала... Интересно, а почему выпроявили столь несвойственную военному моряку нерешительность? –прищурилась она с хмельным, кокетливым лукавством. – Красива, сексуальна,была готова...

– Не нужна она мне, – сказал Мазур и, придвинувшисьвплотную, неожиданно для себя бухнул: – Я не могу без тебя...

Подняв брови, Ольга смотрела на него снизу вверх серьезно ичуть беспомощно, прикусив нижнюю губу – еще один знакомый по п р е ж н е йжизни жест...

– Послушай, – сказала она тихо. – Я не монашка ине ледышка. Могу тебя впустить... если только ты точно знаешь, чего от меняхочешь. А ты знаешь? По-моему, нет. Я ведь не о н а, и мне вовсе не хочется,чтобы с помощью моего тела кто-то всего-навсего воскрешал милые сердцувоспоминания... Я же буду чем-то вроде резиновой куклы, сделанной по особомузаказу...

– Да, конечно, – смятенно сказал Мазур, пылая отстыда. – Прости, сам не знаю...

– Прощать тут не за что, – сказала Ольга все так жетихо. – Ты только, пожалуйста, не забывай, что я – это я. Спокойной ночи,господин каперанг.

Она привстала на цыпочки, коснулась губами его щеки и в двесекунды исчезла за дверью. Мазур поплелся прочь. Ноги сами привели в «бальныйзал» – там уже наполовину поубавилось веселившихся, Мэгги танцевала спомощником, Фредди и Мюнхгаузен по-прежнему торчали у стола.

– Эй, а мы тут как раз спорим, полковник, – обрадованноповернулся к нему Фредди. – Этот чудак не верит, что русские пьют вискистаканами, а я ему доказываю – пьют, столько народу это видело... Скажитевеское слово, а? Я с ним на полсотни баксов стукнулся. Вы ж полковник, дипломат,вашему авторитетному слову он поверит...

Мазур молча взял бутылку «Джим Бим», выбрал чистый фужерграммов на сто пятьдесят, набулькал до краев. Он не играл – ошарашить себяалкоголем хотелось до того, что скулы сводило. Чуть отстранившись, чтобы не капнутьна белые брюки, примерился и ахнул одним глотком. И не дождался привычногоожога, огненного комка, прокатившегося бы по пищеводу. Принюхался – нет, чистыйвиски, без дураков...

Сеньор Мюнхгаузен таращился на него, выкатив глаза и раскрыврот. Усмехнувшись, Мазур указательным пальцем подвинул его челюсть на место –деликатненько, чтобы, не дай бог, не прикусил язык. Налил себе еще, примернополовину, выпил столь же залихватски. На сей раз ощутил и вкус, и алкогольныйжар в глотке. Из угла на него пытливо уставился Кацуба, Мэгги, склонившаяголову на плечо помощнику, послала презрительный взгляд. Сидевший рядом сКацубой Дик взирал на свою ветреную подружку, слившуюся с юным речником чуть лине в единую плоть, с философическим смирением старого мудрого даоса. Пожалуй,насчет свободных нравов она не врала...

Мюнхгаузен что-то попытался спросить, но Фредди решительноотодвинул старичка и с неожиданной для него участливостью сказал Мазуру:

– Брось, полковник, не стоит она того, ни одна не стоит...Давай лучше хватанем по-русски, я тебе докажу, что и янки из Коннектикута передтаким сосудом не оплошает... – Взял фужер Мазура, придвинул себе чистый иналил виски, примерно на две трети. – Хлопнем, а?

– Хлопнем, – сказал Мазур.

Давным-давно известно, что под разными географическимиширотами один и тот же человек на спиртное реагирует по-разному. Мазурисключением не был: если, скажем, на Урале голова у него после перепоячувствительно потрескивала, то в Питере практически не болела, а в Минске ивовсе не случалось вредных симптомчиков, хоть ведро вылакай. Оказалось, чтореспублика Санта-Кроче мало чем в этом плане уступает белорусской земле – вчераночью они-таки нарезались с Фредом так, словно с утра должен был наступитьсухой закон с расстрелом за нарушение. Правда, кино, как говорится, не рвалось– Мазур все помнил: и как волок Фреда в каюту к соскучившимся котейкам, и какне вполне по-джентльменски послал Мэгги очень далеко в ответ на какую-то крайнеехидную реплику. И все остальное – в общем, ничего такого, за что следовало бытерзаться похмельными ужасами. А главное, голова ничуть не болела, разве что ворту ощущалась неприятная сухость, но и она прошла, когда влез под душ.

Потом поплелся в обеденный зал – время было раннее, нооставалась надежда на кофе. Корабль казался вымершим, даже на кормовой палубестояла непривычная тишина.

Кофейный автомат, о чудо, функционировал под присмотромхмурого невыспавшегося стюарда. Мазур тут же понял, что заставило бедолагувстать ни свет ни заря – у стола с остатками вчерашнего застолья в гордомодиночестве сидел Сеньор Мюнхгаузен и совершенно по-русски похмелялсястеплившимся шампанским. «Нет, и в этой богом забытой стране есть люди! –умилился Мазур мимолетно. – И рученьки-то трясутся, как у нашего Ваньки, ирожа соответствующая...»

Он сел напротив, выпил кофе, словно лекарство, подумав,попросил пару бутылок пива и налил в высокий бокал. Пиво здесь было отличное.

Мюнхгаузен тем временем опростал второй фужер, немного пришелв себя, похмельно порозовел. После третьего стал совсем похож на человека – и сходу обрушил на Мазура очередную «подлинную» историю.

На сей раз речь зашла о генерале Чунчо – личности, давноовеянной зловещими и неисчислимыми легендами. Один из былых верных псов донаАстольфо, сей субъект был известен даже Мазуру, частенько читавшему газеты напротяжении последних тридцати лет.