На корме поднялся невообразимый вой, ор и суета, но никто нестрелял в ответ. Значит, двое их там и было, не больше...

Выпрыгнув в окно, Кацуба вскоре показал большой палец. Сунувза пояс свой «таурус», левой рукой поднял за ремни две винтовки,продемонстрировал Мазуру. СЕТМЕ. Значит, и бедные салабоны лопухнулись,детвора...

Способ окончательной проверки был пусть и рискованный, нонадежный. Выпустив короткую очередь в потолок, Мазур что есть мочи заорал:

– Паре, манос арриба! Депто де насьональ гуардиа!

«Эк я по-испански-то! – подумал он с мимолетнойгордостью. – Кабальеро, бля!»

На его крик из дверей обеденного зала заполошно вылетел типв красной повязке – и получил свое. Тут же следом за ним выбежали перепуганныегоспода пассажиры. Разогнав их неким нечленораздельным выкриком, Мазур в темперванул наружу, взбежал на верхнюю палубу. Следом поспешала Ольга, а за нейнесся Кошачий Фредди, успевший вооружиться «гарандом» кого-то из убитых.

На корме Кацуба орал что-то непонятное, загоняя палубныхпассажиров на прежнее место, – и правильно, нечего путаться под ногами узанятых людей, работа еще не кончена... Однако нигде больше не видно субъектовв революционных повязках, никто не пытается сражаться за идеи Маркса – Энгельса– Ленина... а кто это там, в рубке, присел у стола, закрывая башку руками?Сеньор капитан... И никакой уже авантажности, надо же...

Строго-настрого наказав Ольге с антикваром оставаться здесьи смотреть в оба, Мазур кинулся вниз. В лихорадочном темпе обежал все помещениянадстроек, принимая, конечно, должные меры предосторожности. Минут через десятьвернулся: он нашел обоих стюардов, со страху укрывшихся в закутке сметлами-ведрами, установил, что все пассажиры, кроме невезучего подполковника,живы-здоровы, а вот партизан нигде не встретил. Кажется, всех извели...

Поставив Ольгу на место Кацубы пасти пассажиров, отправилподполковника в сопровождении Фредди вниз, в машинное. Сам остался наверху,ловя каждый шорох.

Капитан все это время так и сидел под столом. Четверть часапоказались вечностью. Наконец лязгнула дверь, вылез Кацуба, за ним Фредди – тотс бледным видом держал винтовку, как дубину.

Кацуба поцокал языком:

– Все облазили. Не так уж там и много закоулков... Короче,одни жмуры. Четверо механиков, помощник капитана... и Лопес. Жалко, мужик вродебыл нормальный, должно быть, взыграло полицейское чутье, вот и полез вмашинное...

– А знаете что, парни? – тихо сказал Фредди. – Зубдаю, это вовсе никакая не Ирупана. Я по Ирупане сто раз плавал. Эт не Ирупана.Эт какая-то другая река, гораздо западнее. – Он показал на сплошную стенулеса, где, надрываясь, орали обезьяны: – Вы не просекаете, а я сразу понял,бывалый... Видите деревья? Хлопчатниковые? Вон они какие бледные, как молоко,таких на Ирупане и нет вовсе...

Мазур оглянулся на Кацубу.

– Все верно, – кивнул тот, сузив глаза. – Как же яраньше не присмотрелся... впрочем, времени не было. Ирупана – в умеренномпоясе, у деревьев там кора темная, и этак специфически чешуйчатая, на манернаших сосен. А здесь стволы белесые – хлопчатник, гевея, лиан для умеренногопояса невероятно много, вон как они все заплели... Точно, это не Ирупана.Отклонились северо-западное, и далеко... – Он кивнул Фредди на обе СЕТМЕ,прислоненные к перилам. – Страхуй девочку на всякий случай, а мы поболтаемс этим гадом...

Он первым перепрыгнул белые перила, приземлился двумяметрами ниже, у входа в рубку. Мазур последовал за ним, не рассуждая.

Капитан уже выпрямился, без малейшего конфуза одергиваякитель, напяливая фуражку:

– Сеньоры, надеюсь, все кончилось? Пресвятая Дева, этиladrones[24] выскочили, как черти из табакерки... Не могуи выразить, как я вам благодарен...

– Где мы?

– Простите?

– Где мы? – повторил Кацуба. – В данный момент?Некоторые набрались нахальства утверждать, что это не Ирупана, какая-то другаярека…

– Помилуйте, сеньор! – проворно развел руками бородатыйтолстяк. – Это Ирупана, клянусь...

Но его взгляд невольно метнулся к столу с разложеннымикартами. Предугадав его следующее движение, Мазур оказался у стола раньше.Отшвырнув локтем дышавшего в ухо капитана, нагнулся.

Чтобы во всем разобраться, потребовалось совсем немноговремени – его учили читать разные карты, морские, речные, сухопутные, любыхразновидностей...

Да и тоненькая булавочка с синей головкой облегчала задачу –несомненно отмечавшая нынешнее местонахождение корабля, она была воткнута уберега реки, называвшейся совершенно иначе. Чем хорош испанский язык, чем онсхож с русским – как пишется, так и произносится...

– У-а-к-а-л-е-р-а, – по буквам, громко прочитал Мазур.

Вот и Ирупана... карта выполнена в масштабе «два километра всантиметре», подробнейшая... Ирупана и Уакалера образовывают почти идеальнуюбукву «V», ну-ка, прикинем... от того места, где от Ирупаны ответвляетсяУакалера, до их нынешней точки – километров сто, видимо, в Уакалеру свернулиночью, шли по ней до рассвета...

– Сеньоры, каюсь! – плачущим голосом возопилкапитан. – Мне было неловко признаваться в столь нелепой ошибке... Этотсопляк, Хесус... помощник... ночью перепутал бакены, я на него полагалсяполностью, а оказалось, мы всю ночь шли по...

– Молчать, – сказал Мазур, и капитан покорно заткнулся.

– Врет? – с нехорошим интересом спросил Кацуба.

– Как сивый мерин, – кивнул Мазур. – Булавочкутоже помощник воткнул?

– Нет, я только что определил наше место...

– Его беда в том, что он наткнулся на профессионала, –громко, через плечо сообщил Мазур напарнику так, словно капитана здесь не былововсе. – Все эти затейливые приборы, которые ты тут видишь, –стопроцентная гарантия против того, чтобы заблудиться так нелепо, как нам обэтом только что пытались спеть... Бог ты мой, какая аппаратура, от лучшихфирм... Вот это – курсограф. Отличный, джаповский. Сам сигнализирует о малейшемотклонении от курса. А эта штуковина именуется одограф. В любую минуту покажетистинное положение судна на карте. Это – радиосекстант. Все включено, всеработает, понимающему человеку одного взгляда достаточно, чтобы знать: именнона э т о т курс приборы и были заранее настроены... Я так прикидываю, вчеравечером им этот курс и задали. З а д а л и. Целеустремленно шли именно сюда.Будут возражения из зала?

На капитана жалко было смотреть. Он даже не сопротивлялся,когда Кацуба, ради психологического воздействия приложив пару раз по почкам,швырнул его в угол. Там толстяк и остался – растеряв остатки вальяжности,хныча, косясь на их оружие, что-то возбужденно тараторя по-испански, то и деловытягивая руку над полом, словно отмечая высоту невидимых, невысоких столбиков.