— Мамочка! — крикнула на верху лестницы маленькая девочка. — Ты смотришь?

Вчера ночью среди других сообщений в чате я впервые увидела обозначения «п-мама» и «б-мама». Это не являлось какой-то градацией, как я сперва подумала, просто сокращение для приемной матери и биологической. Как выяснилось, из-за терминологии развернулись огромные споры. Некоторые биологические матери чувствовали себя свиноматками, а не матерями из-за таких обозначений и хотели бы называться первыми матерями или естественными матерями. Но, следуя этой логике, моя мама должна была зваться второй и неестественной. Разве сам акт рождения делал тебя матерью? Терял ли ты этот ярлык, когда отдавал ребенка? Если людей судили по их поступкам, то на одной чаше весов была женщина, которая решила бросить меня, а на другой — женщина, которая сидела со мной ночами, когда я болела в детстве, которая плакала вместе со мной из-за парней, которая остервенело хлопала на моем выпускном из юридической школы. Какие именно поступки делали тебя матерью?

«И те и другие», — поняла я. Быть родителем значит не только выносить ребенка, но и стать свидетелем его жизни.

Вдруг я подумала о Шарлотте О’Киф.

Пайпер

Пациентка находилась на тридцать пятой неделе беременности и только переехала в Бэнктон с мужем. Я не видела ее на стандартных приемах для беременных, но ее вписали в мой график во время обеденного перерыва, потому что она жаловалась на температуру и другие тревожные признаки инфекции. Со слов врача, который вел ее беременность с самого начала, у женщины не было проблем со здоровьем.

Я открыла дверь с улыбкой на лице, надеясь успокоить взволнованную будущую мать.

— Я доктор Риис, — представилась я, пожав ей руку, и села. — Кажется, вы неважно себя чувствуете.

— Я думала, это грипп, но он не проходит…

— При беременности лучше сразу выяснить такие вещи. До этого беременность протекала нормально?

— Очень легко.

— И как давно у вас симптомы?

— Где-то с неделю.

— Дам вам время переодеться в рубаху, и мы посмотрим, в чем дело.

Я вышла и перечитала ее медицинскую карту, ожидая, когда она переоденется.

Мне нравилась моя работа. По большей части акушеры могут присутствовать при самых счастливых моментах в жизни женщины. Конечно, были случаи не такие радостные: мне приходилось говорить беременной женщине, что у нее замерший плод, я делала операции, где вросшая плацента приводила к ДВС-синдрому и пациентка не приходила в себя. Но я старалась не думать об этом, сосредоточиваясь на моменте, когда младенец, скользкий и извивающийся, как рыбешка, делал свой первый вдох в этом мире.

Я постучалась:

— Вы готовы?

Она сидела на гинекологическом кресле; живот упирался в колени, словно подношение.

— Отлично! — произнесла я, вставляя в уши стетоскоп. — Сначала послушаем вашу грудь. — Я подышала на металлический диск — я всегда осторожно относилась к холодным металлическим предметам, которые прислоняешь к человеку, — и аккуратно приложила его к спине женщины. Ее легкие были идеально чистыми, никаких хрипов. — Все хорошо. Теперь давайте перейдем к сердцу.

Я спустилась ниже, только чтобы увидеть большой шрам от срединной стернотомии — вертикальную линию, которая рассекала грудь.

— А это от чего?

— Это мой новый аппарат искусственного сердца.

Я изогнула брови:

— Мне казалось, вы сообщили медсестре, что у вас нет проблем со здоровьем.

— Их нет, — просияла пациентка. — Мое новое сердце работает отлично.

Шарлотта не наблюдалась у меня до тех пор, пока не стала планировать беременность. До этого мы были лишь мамочками, которые смеялись над тренерами по фигурному катанию наших дочерей. Мы занимали друг другу места на родительских собраниях, иногда ужинали с супругами в хорошем ресторане. Однажды, когда девочки играли наверху, в комнате Эммы, Шарлотта сказала, что они с Шоном уже год пытаются завести ребенка, но безуспешно.

— Я все перепробовала, — призналась она. — Вычисляла дни овуляции, садилась на особые диеты, покупала сапоги на плоской подошве, сама понимаешь.

— Ты ходила к врачу?

— Собралась записаться к тебе.

Я не брала пациентов, которых знала лично. Что бы кто ни говорил, но невозможно быть объективным врачом, если на операционном столе лежит дорогой тебе человек. Можно возразить, что для акушера ставки всегда высоки и нельзя давать стопроцентных гарантий, заходя в родильную палату, но ставки возрастали чуть сильнее, если ты знал пациента. Стоило допустить ошибку, и ты подводил не только своего пациента. Ты подводил подругу.

— Шарлотта, не думаю, что это хорошая мысль. Не стоит пересекать эту черту.

— Ты о том, что твоя рука сейчас на моей шейке матки и как же ты посмотришь мне в глаза, когда мы пойдем по магазинам?

Я заулыбалась:

— Не об этом. Видел одну матку — видел все. Просто врач должен держаться на расстоянии и не иметь эмоциональной привязанности к пациенту.

— Но именно поэтому ты идеальная кандидатура для нас, — возразила Шарлотта. — Другой врач попытался бы помочь нам, но ему было бы наплевать. Мне нужен человек, который не станет проявлять безразличие, свойственное вашей профессии. Кто желает, чтобы у нас был ребенок, не меньше нас самих.

Если так рассудить, как я могла ей отказать? Я звонила Шарлотте каждое утро, чтобы мы могли прочитать письма редактору в местной газете. Именно к ней я в первую очередь мчалась, когда злилась на Роба и хотела остыть. Я знала, каким шампунем она пользуется, на какой стороне у ее машины топливный бак, какой кофе она пила. Шарлотта просто была моей лучшей подругой.

— Хорошо.

Ее лицо озарила улыбка.

— Начнем?

Я рассмеялась:

— Нет, Шарлотта, я не стану проводить гинекологический осмотр на полу своей гостиной, пока наши дочери играют наверху.

Вместо этого я позвала ее к себе в кабинет на следующий день. Как выяснилось, не было никаких медицинских показателей, по которым они с Шоном не смогли бы завести детей. Мы разговаривали о том, как яйцеклетки качественно ухудшаются у женщин за тридцать, а значит, на зачатие потребуется больше времени, но оно все равно возможно. Я назначила ей фолиевую кислоту и посоветовала следить за температурой тела. Сказала Шону (в его самом любимом разговоре со мной), что им чаще надо заниматься сексом. Шесть месяцев я вела менструальный календарь Шарлотты в собственном ежедневнике, на двадцать восьмой день звонила и спрашивала, начались ли у нее месячные, и шесть месяцев она отвечала утвердительно.

— Может, нам стоит обсудить лекарства от бесплодия, — предложила я, а в следующем месяце, до встречи со специалистом, Шарлотта забеременела старым проверенным методом.

Учитывая, как долго они этого ждали, сама беременность проходила гладко.