Анализы крови и мочи Шарлотты всегда показывали норму, давление не поднималось. Ее тошнило круглыми сутками, и она звонила мне в полночь, опустошив содержимое желудка, чтобы спросить, какого черта это называется утренней тошнотой.

На одиннадцатой неделе беременности мы впервые услышали сердцебиение. На пятнадцатой я сделала четверной тест крови, чтобы проверить плод на мозговые отклонения и синдром Дауна. Через два дня, когда пришли ее результаты, я отправилась к ней домой во время своего перерыва на ланч.

— Что случилось? — спросила она, когда увидела меня у порога.

— Результаты твоих анализов. Нам надо поговорить.

Я объяснила, что четверной тест не застрахован от ошибок, что тест сделан так, чтобы оставалась пятипроцентная погрешность из-за техники. Это означало, что пять процентов всех женщин, которые прошли тест, услышали, что подвержены более высокому риску иметь ребенка с синдромом Дауна.

— Из-за возраста риск родить ребенка с синдромом Дауна один к двумстам семидесяти, — сказала я. — Но анализ крови показал, что твоя степень риска выше среднего… один к ста пятидесяти. — (Шарлотта скрестила руки на груди.) — У тебя несколько вариантов. Ты записана на УЗИ через три недели. Мы можем посмотреть во время этого исследования, есть ли что-то тревожное. Если что-то найдем, то отправим тебя на повторное УЗИ. Если нет, то уменьшим вероятность до двухсот пятидесяти, что практически является средним показателем, и предположим, что анализ был ошибочным. Но помни, что УЗИ не дает стопроцентного спокойствия. Если тебе нужен точный ответ, то придется пройти амниоцентез.

— Мне казалось, это может привести к выкидышу, — сказала Шарлотта.

— Может. Но риск один к двумстам семидесяти — сейчас даже меньше, чем вероятность, что у ребенка синдром Дауна.

Шарлотта потерла лицо ладонью:

— И этот амниоцентез. Если обнаружится, что у ребенка… — Она промолчала. — Тогда что?

Я знала, что Шарлотта католичка. Также, будучи врачом, я знала, что моя обязанность — предоставить точную информацию. Что они будут с ней делать, зависит от личных верований родителей; решать в любом случае им.

— Тогда ты решишь, прерывать беременность или нет, — спокойно сказала я.

Она посмотрела на меня:

— Пайпер, я столько всего сделала, чтобы забеременеть. Я не сдамся так просто.

— Тебе нужно обсудить это с Шоном.

— Давай сделаем УЗИ, — решила Шарлотта. — Начнем с этого.

Я очень отчетливо помню, как впервые мы увидели тебя на экране. Шарлотта лежала на кушетке, Шон держал ее за руку. Джанин, специалист УЗИ, которая работала в моей клинике, делала измерения, до того как в палату вошла я, чтобы самой проверить результаты. Мы искали признаки гидроцефалии, открытый предсердо-желудочковый канал, дефект стенки брюшной полости, толщину воротниковой зоны, короткую или отсутствующую носовую кость, гидронефроз, эхогенный кишечник, укороченные плечевые кости или бедра — все маркеры, которые использовали на УЗИ для диагностирования синдрома Дауна. Я проверила, что мы делаем исследование на аппарате, который привезли совсем недавно, совершенно новом, — последние технологии на тот момент.

Джанин зашла в мой кабинет, как только закончила УЗИ:

— Я не вижу обычных признаков синдрома Дауна. Единственное отклонение от нормы — это бедра, они в шестом процентиле.

У нас уже встречались такие показатели — малейшая доля миллиметра для плода могла показаться намного короче нормы, а на следующем УЗИ быть в полном порядке.

— Возможно, дело в генетике. Шарлотта миниатюрная.

Джанин кивнула:

— Хорошо, отмечу, что за этим нужно присмотреть. — Она замешкалась. — Хотя было кое-что странное.

Я тут же подняла голову от бумаг, которые заполняла:

— Что?

— Проверьте снимки мозга, когда будете там.

Мое сердце ушло в пятки.

— Мозга?

— Анатомически все в порядке. Но он невероятно… отчетливый. — Она покачала головой. — Я еще ничего подобного не видела.

Значит, аппарат УЗИ был исключительно хорош в своем деле: я понимала, почему Джанин так радовалась, но у меня не было времени восхвалять новое оборудование.

— Сообщу им хорошие новости, — сказала я и направилась в палату.

Шарлотта все поняла, как только увидела мое лицо.

— Слава богу! — сказала она, и Шон наклонился поцеловать ее. Она потянулась к моей руке. — Ты уверена?

— Нет. УЗИ не является точным инструментом. Но могу сказать, что вероятность родить здорового ребенка только что сильно увеличилась. — Я посмотрела на экран, где на застывшем снимке ты сосала большой пальчик. — Твой ребенок, — сказала я, — выглядит идеально.

В моей клинике не одобряли дополнительные УЗИ — обывательским языком — УЗИ, которые не были медицински оправданны. На двадцать седьмой неделе Шарлотта зашла за мной, чтобы пойти в кино, а я все еще принимала роды в больнице. Через час я нашла ее в своем кабинете: она сидела, задрав ноги на стол, и читала свежий выпуск журнала по медицине.

— Удивительные вещи пишут. «Современный контроль гестационных трофобластических новообразований». Напомни мне взять один номер в следующий раз, когда я не смогу уснуть.

— Прости. Не думала, что так задержусь. Сначала открытие на семь сантиметров, а потом остановилось намертво.

— Ничего страшного. Я не очень-то хотела смотреть фильм. Ребенок весь день танцует на моем мочевом пузыре.

— Будущая балерина?

— Или кикер, если верить Шону.

Она взглянула на меня, пытаясь по лицу прочесть намеки о поле ребенка.

Шон и Шарлотта решили не узнавать об этом заранее. Когда родители просили нас об этом, то мы делали запись в карте. Чего мне только стоило не подглядеть результаты УЗИ, иначе я бы случайно разболтала секрет.

Было семь часов. Секретарь на ресепшене уже ушла домой, пациенты разошлись. Шарлотте разрешили остаться и подождать меня только потому, что знали о нашей дружбе.

— Мы не станем говорить ему, что знаем.

— Что знаем?

— Пол ребенка. То, что мы пропустили кино, не значит, что мы не можем посмотреть еще одно…

Глаза Шарлотты округлились.

— Ты про УЗИ?

— А почему нет? — пожала я плечами.

— Это безопасно?

— Абсолютно, — улыбнулась я. — Давай, Шарлотта. Что тебе терять?

Через пять минут мы уже были в кабинете УЗИ Джанин. Шарлотта задрала рубашку, подминая ее под бюстгальтер, приспустила штаны, освобождая живот. Я намазала его гелем, и она взвизгнула.

— Прости, — сказала я. — Будет холодно.

Потом я взяла датчик и провела по ее коже.

На экране появились твои очертания. Ты напоминала русалку, выглянувшую из-под поверхности воды: черное пятно медленно сформировалось в знакомый нам образ. Вот была голова, позвоночник, твоя крошечная рука.

Я передвинула датчик к паховой зоне. Вместо скрещенных костей эмбриона, сжавшегося в утробе, твои стопы касались друг друга; ноги практически образовывали круг. Я увидела первый перелом в бедренной кости. Вместо прямой линии она была под углом, сильно изогнута. На большеберцовой кости я увидела черную линию, новую трещину.