Основным итогом создания этих итальянских набросков стала «Белокурая купальщица», явно написанная под влиянием Сезанна, Рафаэля и помпейских фресок. Алина позировала для нее рядом с Неаполитанским заливом. Именно в этой картине Ренуар впервые продемонстрировал уникальное сочетание импрессионизма и классицизма – в этом направлении его творчество будет развиваться и дальше. Он не отказывается от импрессионизма, но дополняет его классицизмом, создавая новый стиль – классический импрессионизм. Этот синтез станет основным направлением его художественных исканий следующих тридцати восьми лет. «Белокурая купальщица» обладает классической плотностью тщательно прорисованного тела, а также внятностью и сбалансированностью пирамидальной композиции, однако она, безусловно, относится к импрессионизму благодаря заливающему ее свету, ярким разнообразным цветам и фактурному мазку. Она напоминает фреску Рафаэля «Рождение Галатеи» на вилле Фарнезина тем, что эта бессмертная обнаженная тоже как бы отделена от того, что ее окружает. Ее плотное пирамидальное тело обведено явственным контуром. Обнаженная 1881 года отличается от созданной шестью годами раньше «Обнаженной в солнечном свете» – там тело сливается с окружающей его высокой травой и приобретает свойство эфемерности. Два натюрморта, которые Ренуар написал в Неаполе, «Луковицы» и «Средиземноморские фрукты», обладают схожими свойствами[469]. Округлые плотные формы фруктов напоминают округлые плотные формы грудей, головы и тела купальщицы.

«Белокурую купальщицу» Ренуар продал видному парижскому ювелиру Анри Веверу, написав на полотне: «Месье А. Веверу / Ренуар. 81». Он отправил свои работы в Париж и поручил Берару заявить их на Салон 1882 года. Для выставки Ренуар отобрал две работы: «Белокурую купальщицу» и «Портрет мадемуазель Ивонны Гримпрель»[470]. То, что комиссия отвергла «Купальщицу», но приняла портрет маленькой девочки, выглядит довольно странно. Ренуару наверняка было очень обидно, что первая же его работа в стиле классического импрессионизма была отвергнута. Однако весной 1882 года Дюран-Рюэль предложил ему написать новый вариант той же обнаженной фигуры, который впоследствии продал Полю Галлимару. На второй картине тело обнаженной очерчено еще четче[471]. Заказав второй вариант, Дюран-Рюэль подстегнул Ренуара двигаться в этом новом направлении. Вторая «Белокурая купальщица» оказалась даже еще более классической и монументальной, а тело на этом полотне еще отчетливее отделено от фона.

Поскольку новый классический импрессионизм родился из поиска тех свойств, которые Ренуар усматривал у Сезанна, нет ничего удивительного в том, что, вернувшись во Францию, Ренуар прежде всего посетил своего коллегу. 23 января 1882 года он пишет агенту: «Случайно встретил Сезанна, мы собираемся поработать вместе. Недели через две счастлив буду пожать Вам руку»[472]. Ренуар собирался вернуться в Париж не позднее 7 февраля. Хотя Сезанн каждый вечер ужинал у своих родителей в Экс-ан-Провансе, жил он поблизости, в Эстаке, со своей тайной возлюбленной Гортензией Фике и их девятилетним сыном Полем Сезанном-младшим. Зная про семейную ситуацию Сезанна, Ренуар без колебаний привез к нему Алину. Они тоже обосновались в Эстаке, в отеле «Бэн», известном также как «Мэзон мистраль».

Художники работали бок о бок: Сезанн писал «Овраг рядом с Эстаком», а Ренуар – «Скалистые утесы в Эстаке», подписанные «Ренуар. 82»[473]. Новая для Ренуара масштабная композиция, четко очерченные вершины гор и параллельные линии в пейзаже явно вдохновлены приемами, которые тогда использовал Сезанн, а также уроками фресок Рафаэля и помпейских художников. Ренуар был так восхищен работами Сезанна, что, уезжая из Эстака, прихватил несколько выброшенных Сезанном рисунков и забыл несколько своих законченных работ. Через год, в марте 1883 года, он написал Сезанну и попросил прислать ему эти картины – он хотел представить их на выставке, которую Дюран-Рюэль планировал провести в апреле[474]. Много лет спустя Ренуар признался: «У меня есть несколько его [Сезанна] набросков, которые я нашел среди скал в Эстаке, где он работал. Они прекрасны, но он был так увлечен другими, еще лучшими, с которых собирался писать, что про эти забыл или, едва закончив, выбросил их»[475].

14 февраля 1882 года Сезанн собирался в Париж. Ренуар же, который изначально намеревался вернуться в столицу неделей раньше, остался в Эстаке – он был тяжело болен. Дюран-Рюэлю он написал, что уже восемь дней лежит в постели с «тяжелейшим гриппом»[476]. Состояние его все ухудшалось, и примерно 19 февраля он отправил Дюран-Рюэлю еще одно письмо: «Не могу работать из-за пневмонии»[477]. 24 февраля Писсарро сообщил об этом Моне («Ренуар тяжело заболел в Эстаке»)[478]. В тот же день к брату приехал Эдмон Ренуар. Сезанн, обычно отрешенный от бытовых дел, тоже встревожился – 2 марта Ренуар написал Шоке: «Сезанн необычайно добр ко мне… Хочет перенести ко мне все из своего дома… поскольку сам возвращается в Париж»[479].

Болезнь стала лишь одной из проблем, обрушившихся на Ренуара. 19 января 1882 года, примерно тогда, когда они с Алиной уехали из Неаполя во Францию, рухнул крупнейший французский банк «Юнион женераль» и обвалился парижский фондовый рынок. Этот обвал вызвал депрессию, которая растянулась на пять-шесть лет и привела к финансовым проблемам как у агента Ренуара, так и у всех художников. В этой связи Ренуара очень волновал вопрос продажи его работ. Эти тревоги оформились, когда он серьезно заболел, а его старые друзья-импрессионисты начали настойчиво уговаривать его поучаствовать в новой совместной выставке, – теперь они называли себя «независимыми художниками». Через два дня после сообщения о пневмонии Ренуар отправил Дюран-Рюэлю еще одно письмо – он явно раздражен и полагает, что участие в этой совместной выставке положит конец его успешной карьере модного портретиста. Сильнее всего он возражал против определения художников как «независимых» и против участия в выставке Гогена, которого воспринимали крайне неоднозначно; другое его возражение состояло в том, что, по его мнению, присоединившись к группе в марте, он потеряет право выставляться в мае-июне на Салоне 1882 года.