Действительно, лицо Олега вполне типично, в нем ярко обозначились главные стороны рязанского характера, эта смесь упрямства и беспокойной энергии с эгоистической натурой — качества, которые у Олега смягчались многими талантами, гибкостью ума и стремлениями, не лишенными некоторой величавости.

Весь период самостоятельного княжества для рязанцев сосредоточился в одном Олеге, более они не помнят ни одного князя. С этим именем связана большая часть остатков старины, разбросанных по долине средней Оки, и большая часть народных преданий. На обширную строительную деятельность Олега указывают имена многих городов, которые являются в договорных грамотах с конца XIV в. и о которых до того времени не было слышно. Самое живое воспоминание о нем встречается в древнем Переяславле (губернский город Рязань) и его окрестностях. Этот город, украшенный постройками храмов, княжеских и боярских палат, с его времени окончательно сделался столицей княжества.

Возвысив рязанцев в собственных глазах и во мнении соседей постоянной готовностью к энергичной борьбе, Олег много заботился о безопасности своих подданных; недостаток естественных границ и укреплений на юго-востоке он старался восполнить бдительностью сторожевых ратников, расставленных по разным притонам в степях[155]. Бесспорно полустолетнее княжение Олега было самым славным и самым счастливым сравнительно с предыдущими и последующими княжениями, несмотря на тяжкие бедствия, которые нередко посещали Рязанский край при его жизни. Народ заплатил ему за это любовью и преданностью.

На Олеге очень ясно отразились современные ему княжеские стремления к собиранию волостей. Видя, как два главных центра в северо-восточной и юго-западной России притягивают к себе соседние волости, он хочет уничтожить эту силу тяготения и стремится инстинктивно создать третий пункт на берегах Оки, около которого могли бы сгруппироваться юго-восточные пределы. Но последующие события подтвердили известную истину, что отдельная личность, как бы она не была высоко поставлена, не может создать что-нибудь крепкое, живучее там, где недостает твердой исторической почвы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы дело Олега кончилось вместе с его жизнью и не оставило заметных следов в истории. Без этой личности Рязанское княжество едва ли могло бы существовать долее XIV столетия и пережить все великие уделы, даже и при помощи родственных связей с московскими князьями.

Вот имена Олеговых бояр и слуг, которые сохранены источниками. Из летописей нам известны Епифан Кореев, который искусно вел переговоры Олега с Мамаем и Ягайлом, и боярин Станислав, который с рязанской дружиной сопровождал митрополита Пимена к берегам Дона. В грамотах, жалованных духовенству, упоминаются: Иван Мирославич, зять Олега; Софоний Алтыкулачевич, Семен Федорович, Никита Андреевич, Тимош Александрович, дядько Монасея, окольничий Юрий; стольники Александр Глебович и Глеб Васильевич Логвин; чашники Юрий и Григорий Яковлевичи; Семен Никитич с братьею; Павел Соробич; ключник Лукьян; староста Габой и Василий Ломов.[156] Между ними внимание наше останавливают первые два имени. Софоний Атыкулачевич своим отчеством обнаруживает восточное происхождение. А Иван Мирославич был тот самый татарский мурза Салахмир, потомок ордынских владетелей, который в 1371 г. прибыл из Золотой Орды к Олегу Ивановичу с татарской дружиной и оказал ему помощь в борьбе с Дмитрием Московским и Владимиром Пронским. Он вступил в службу рязанского князя и принял крещение под именем Иоанна. Олег полюбил его и оказывал ему большой почет и явное предпочтение перед другими боярами; так он выдал за него сестру свою Анастасию и пожаловал ему во владение вотчины: Верхдерев, Веневу, Растовец, Веркошу, Михайлове поле и Безнуцкий стан. О значении Салахмира при дворе рязанского князя можно судить по следующему выражению, которое встречается в жалованных грамотах Олега: «… поговоря с зятем своим с Иваном с Мирославичем».[157] Из Олеговых бояр еще известен нам Семен Федорович, прозванием Кобыла Вислой, который выехал из Литвы сначала в Москву к Василию Дмитриевичу, а потом перешел в Рязань к Олегу Ивановичу.[158]

Верстах в 15 от губернского города Рязани, на левом берегу Оки, при впадении в нее Солотчи, стоит Солотчинский монастырь. Местоположение обители со стороны Оки довольно живописно и оригинально. Если вы переедете широкую в этом месте долину реки и по другому берегу направите свой путь к губернскому городу, то, осматриваясь назад, долго еще будете любоваться белой оградой и башенками монастыря, которые по мере вашего удаления будут все более и более закутываться в темную лесную зелень, пока совсем не скроются из вида.

Вот что сообщают монастырские записки об основании этой обители. Случилось князю Олегу вместе с супругой Ефросиньей быть на берегу Солотчи в одном глухом и уединенном месте. Здесь они встретили двух отшельников, Василия и Ефимия, которые пришли сюда неизвестно откуда. Эта встреча навела князя на мысль построить монастырь при устье реки. Основание обители совершилось в 1390 г. Щедро наделенная поместьями от Олега и его преемников, она заняла вскоре первое место между рязанскими монастырями по своему богатству и знаменитости. Говорят, что князь тогда же принял на себя звание инока с именем Ионы, не оставляя, впрочем, своего светского сана, — пример не единственный в этом роде. Перед концом жизни Олег посхимился и назвался Иоакимом. Он скончался в 1402 г. 5 июня. Так как смерть его случилась вскоре после поражения под Любутском, то можно с достоверностью предположить тесную связь между этими двумя событиями. Старец Олег, удрученный болезнями (против обыкновения он не принял личного участия в последнем походе), не выдержал сильного потрясения, когда узнал бедственную участь войска и сына, когда ридал потерянными плоды своих многолетних усилий. Тело князя было положено в каменный гроб и погребено в Покровском храме Солотчинской обители.

Княгиня Ефросиния[159], оставив свет, постриглась под именем Евпраксия в Зачатейском монастыре, который находился в верстах трех от Солотчинского. Она скончалась три года спустя и была погребена в том же Покровском храме подле своего супруга.