– Да. Шу и не такое умела.

– Доказательства есть?

– Другого объяснения просто не может быть. Мы сглупили, дав Саманте нексус… Возможно, Су-Йонг Шу была его создателем. Если она сумела вывести Сэм на чистую воду…

– Доказательства есть? – повторил Накамура.

– Доказательством служит поведение Сэм в той ситуации. Кевин, ты же ее знал. Ты ее практически вырастил. Она болела душой за свое дело.

Чего не скажешь обо мне, подумал Хольцман.

Накамура промолчал. Автомобиль сам перестроился и вошел в длинную вереницу машин, приблизившись к последней почти вплотную, чтобы экономить топливо.

– Шу умерла, – сказал Накамура. – Как это могло повлиять на Сэм?

Хольцман спрятал лицо в ладонях, зажмурился, затем убрал руки.

– Не знаю, Кевин.

– Не знаешь?

– Зависит от того, как именно ее запрограммировала Шу. Сделала из нее марионетку, управляемую с пульта? – Перед глазами Хольцмана все еще крутились роковые мгновения: убийца выхватывает пистолет и… бах, бах. – Или же забралась глубже? – Убийцу сшибают с ног другие агенты, и Хольцман ищет глазами президента. Джо Дюран орет ему в ухо: «Откуда ты знал? Откуда ты знал?!»

– Бред какой-то, – сказал Накамура.

Мир перед глазами Хольцмана вспыхивает жарким пламенем, и его ноги отрываются от земли.

– А?..

– Если Шу подчинила себе Саманту, она могла перевербовать ее и отправить обратно в качестве двойного агента. Или переманить их с Кейдом в Китай. Шу должна была знать о готовящейся операции по аресту Прат-Нунга и предвидеть, что случится на вечеринке.

– Ничего не понял.

– Почему Шу позволила Сэм и Кейду попасть в ту переделку, Мартин? Если она перевербовала Сэм, то уже знала про засаду! Шу хотела прибрать к рукам Кейда, но сама же отправила его на верную смерть?

– Она пыталась защитить Прат-Нунга…

Накамура помотал головой:

– Нет. Шу и Прат-Нунг хорошо знали друг друга, она могла его просто предупредить.

Хольцман снова спрятал лицо в ладонях. Он очень устал, смертельно устал… Опять подступала боль, кожа покрылась липким потом, изнутри начинал колотить озноб…

– Я не знаю, Кевин!

– Кому это выгодно? – задумчиво спросил Накамура, как будто обращаясь к самому себе. – Чтобы установить причину случившегося, первым делом нужно понять, кто извлек из этого максимальную выгоду.

Автомобиль сам включил поворотник, съехал с шоссе и покатил к дому Хольцмана.

– Лейну. Это было выгодно Лейну. Благодаря Саманте он сумел сбежать.

Накамура кивнул:

– Вот и я так думаю.

Перед глазами Хольцмана вновь началось знакомое кино. Жаркий июльский день. Белые пластиковые стулья. С трибуны вещает президент. Внезапно – пакет зашифрованных данных на частоте нексуса. Агент секретной службы в черном костюме и зеркальных очках сует руку за пазуху…

– Думаешь, он на такое способен? – спросил Накамура.

…словно в замедленной съемке выхватывает пистолет…

– Да, – ответил Хольцман, чувствуя подступающую тошноту. – Способен.

…выхватывает пистолет…

– Последний вопрос, Мартин.

…БАХ, БАХ! Из дула вырывается яркая вспышка, гремят выстрелы. Агенты – живые бульдозеры – сбивают Траверса с ног, пистолет отлетает в сторону. Внутри у Хольцмана вспыхивает боль.

– Можно как-то очистить мозг Сэм от этой дряни? – спросил Накамура. – Удалить нексус?

Хольцман подумал об экспериментальном лекарстве от нексуса – все подопытные мыши пока дохли от него, как мухи. Есть надежда на лазейку, о которой рассказал Ранган Шанкари… Ужасный, ужасный инструмент. Но удастся ли с его помощью обезвредить программу Су-Йонг Шу? Трудно сказать наверняка.

– Не знаю, Кевин. Правда, не знаю.

Накамура кивнул.

Автомобиль сбавил скорость. В дверях щелкнули, открываясь, замки, и Накамура вновь натянул на лицо маску костюма.

– Спасибо, Мартин, – прозвучал искаженный голос. – Считай, мы с тобой не встречались.

Как только автомобиль остановился, Накамура открыл дверь и вышел на обочину. Его силуэт мгновенно превратился в едва заметную тень, дверь закрылась, и Хольцман остался наедине со своими мыслями, воспоминаниями и мучительной, болезненной потребностью в дозе.

Ранган проснулся. Он лежал, свернувшись калачиком, на полу своей камеры. Ужин предателя, который ему дали после допроса, он съел, но от новой кровати без ремней отказался. Не заслужил комфорта.

Ему снились странные сны. Ильяна сражается с безликими силуэтами – играет с ними в «тяни-толкай». А потом умирает – в темноте, одна, в слезах. Ее сердце останавливается, и сознание затухает. Еще снились какие-то удивительные дети. Растерянные, запуганные.

Ранган кое-как сел. Тело затекло от долго сна на твердом полу. Бедро болело, левая нога почти отнялась. Он начал сонно растирать затекшую икру.

Ильяна. Наверное, она еще борется, не сдается. Вот уж кто никогда не предаст друзей. Она сильная, настоящий боец. А его сон просто означает, что ему стыдно – стыдно за свою слабость, трусость. Ильяна бы скорей рассталась с жизнью, чем предала свои убеждения.

Интересно, ей сообщили, что он раскололся? Может, теперь ее хотя бы прекратят пытать? Надо надеяться… Что она скажет, когда узнает? Станет ли его презирать? Возненавидит ли?

А Кейд? А Уотс? Они что подумают?

Ранган вспомнил свою жизнь – такую легкую, безоблачную. Богатые родители. Привлекательная внешность. Успех всегда давался ему легко – и в учебе, и в музыке. Золотой мальчик. Днем – гениальный ученый, ночью – модный диджей.

И женщины… О, как он любил женщин! И они отвечали ему взаимностью. Сколько их было в его жизни… Каждые выходные он уходил из клуба с новой девчонкой, иногда с двумя. Здесь, в камере, он множество раз онанировал, вспоминая их лица, тела, их выкрутасы в постели… Причем не просто вспоминал, а просматривал в нексусе записанные видеоролики – разумеется, снятые без разрешения самих девушек.

Какая легкая жизнь… Ранган Шанкари, международный плейбой.

Ну-ну.

Теперь-то он понял, как это все было глупо. Что хорошего он сделал людям? Всю жизнь он только брал – и ничего не давал взамен. Брал деньги у родителей. Брал девушек, даже не зная, как их зовут. Ему было совершенно плевать, кто они такие, – лишь бы были безбашенные и красивые.

Только одно его дело хоть чего-то стоило – нексус. И что же? Когда их вечеринку в Сан-Франциско накрыли, он попытался сбежать. Потом ему дали второй шанс – в этой вонючей камере. Уж теперь-то он мог продемонстрировать всем силу своих убеждений. Но нет. Стоило спецслужбам чуть-чуть затянуть гайки – и он раскололся как миленький.