– Странные штуки, да? – «Старушка», прищурившись, глянула на карман, куда Роджер переложил жетоны. – Тот, продавший их Энтони, сказал, что получил все от волосатого мужчины. Такие, как он, живут на стене.

– На какой именно стене, хозяйка? – Бак, осушил чашку и протянул снова, прося добавки. Жена Камберпэтча внимательно посмотрела на него глазами-бусинками, явно принимая за дурачка, но что поделать, раз покупатели платят…

– На Римской, на какой же еще, – ответила она. – Говорят, ее построил старый король римлян, чтобы не пускать шотландцев в Англию. – «Старушка» ухмыльнулась, обнажая маленькие блестящие зубы. – Кому она нужна, эта Англия!

Дальнейшие расспросы не дали результатов; миссис Камберпэтч понятия не имела, что имел в виду торговец под «волосатым человеком» – просто сказал, а она и не задумывалась. Отказавшись купить у мистера Камберпэтча еще и нож, Роджер с Баком завернули еду в спальный мешок и решили, что пора идти, но тут Роджер заметил глиняную тарелку с кучей спутанных цепочек и потускневших браслетов, и луч дождливого света вдруг выхватил скромное красноватое сияние.

Видимо, его разум сделался слишком восприимчивым из-за слов Камберпэтча: он назвал жетоны, как и любую подвеску, украшением. Роджер замер и указательным пальцем подцепил с тарелки почерневший кулон на рваной цепочке – он как будто обгорел, в крупный гранат въелась сажа, но камень был ограненным.

– Сколько хотите за это? – поинтересовался он.

***

К четырем стемнело. Спать под открытым небом холодно, однако Роджера так и подмывало двигаться вперед, вот мрак и застал их на безлюдной дороге, где укрытием могла послужить лишь согнутая ветрами сосна. Разводить костер из гнилых бревен и влажных иголок – это вам не шутки. «Хотя времени у нас полно», – мрачно подумал Роджер, в сотый раз пытаясь высечь искру и в двадцатый раз попадая по пальцу.

Памятуя о неудачном опыте, Бак предусмотрительно захватил мешок торфа. Четверть часа они с Роджером изо всех сил дули на зарождающийся огонек, подбрасывали травинки и сосновые иглы, и вот наконец что-то из всего этого загорелось. Жара хватало, чтобы приготовить – или, скорее, немного подсушить – репу и согреть руки.

Они молчали всю дорогу от Камберпэтча: попробуй поговори, когда воет холодный ветер. За раздуванием огня и едой тоже особо не поболтаешь.

– Что будешь делать, если мы его найдем? – вдруг поинтересовался Бак, пережевывая репу. – Конечно, если Дж. У. Маккензи действительно твой отец.

– Я ужтр… – От холода в горле запершило. Роджер откашлялся, сплюнул и хрипло продолжил: – Я уже три дня об этом думаю, но до сих пор не знаю.

Ворча, Бак достал из спального мешка пирог с изюмом, разделил на две части и подал Роджеру его половину.

Еда оказалась неплохой, хотя пекарем миссис Камберпэтч точно не стать.

– С начинкой, – отметил Роджер, ловко подхватывая крошки и засовывая их в рот. – Хочешь сказать, ты не настроен идти дальше?

Бак покачал головой.

– Я не об этом, других вариантов все равно нет. Как ты и сказал, это единственная зацепка, даже если она никак не связана с малышом.

– А еще мы можем направиться прямо на юг к стене, не тратя время на поиски человека, от которого Камберпэтч получил жетоны.

– Ну да, – нерешительно согласился Бак. – И что потом? Пойдем вдоль стены, спрашивая, не видел ли кто волосатого человека? Думаешь, там таких мало? В Шотландии вроде как не жалуются на нехватку волос.

– Если придется, так и поступим, – ответил Роджер. – Если этот Дж. У. Маккензи и правда бывал там, его появление наверняка вызвало пересуды.

– И как, длинная та стена?

– Длинная. Точнее, была такой, когда ее только построили: восемьдесят римских миль, а римская миля лишь немногим меньше английской. Не знаю, что от нее осталось, но, надеюсь, большая ее часть цела.

Бак состроил гримасу.

– Ну, в день можно пройти пятнадцать-двадцать миль, тут ничего сложного, идешь и идешь себе вдоль чертовой стены. За четыре дня обойдем всю. Хотя… – Бак нахмурился и откинул со лба влажную прядь волос. – Это если идти от одного конца до другого. А если мы сначала окажемся в середине? Пройдем половину, а там ничего, придется поворачивать обратно. – Он бросил на Роджера осуждающий взгляд.

Роджер потер лицо рукой. Надвигался дождь, на кожу начали капать первые мелкие капли.

– Обдумаю все завтра, ладно? У нас впереди долгий путь, времени составить план еще хватит. – Роджер вытряхнул из спального мешка лист репы и съел его, а мешком накрыл голову и плечи. – Хочешь укрыться или будешь спать?

– Мне и так нормально. – Бак пониже натянул свою шляпу с широкими полями, съежился и придвинул пальцы ног как можно ближе к затухающему костру.

Дождь тихонько стучал по холщовой ткани. Прижав колени к груди, Роджер подоткнул края мешка и, уставший и замерзший, но зато не голодный, решил утешить себя мыслями о Бри. Он думал о ней только по ночам и ждал этого момента даже больше, чем ужина.

Он представил Брианну в своих объятиях: вот она устроилась вместе с ним в спальном мешке, положив голову ему на плечо, в ее волосах блестят капли дождя и отражается огонь. Теплая, надежная, она дышит, прильнув к его груди, и два сердца начинают биться в такт…

– Интересно, что бы я сказал своему отцу, – вдруг проговорил Бак. – Если бы встретил его, конечно. – Из-под тени шляпы он глянул на Роджера. – А твой, он знал… в смысле, знает о тебе?

Бак помешал его фантазиям, и Роджер, хоть и раздраженный, ответил:

– Да. Я родился до его исчезновения.

– Вот как. – Бак задумчиво покачнулся назад, но промолчал. Образ жены исчез. Роджер попытался снова представить ее: она стоит на кухне в Лаллиброхе, из кастрюлек поднимается пар, длинный прямой нос Брианны покрылся влагой, рыжие локоны прилипли к лицу…

Он как будто слышал их с Брианной спор о том, стоит ли рассказывать Баку правду о его рождении.

«Разве у него нет права знать? – спрашивала Брианна. – Разве ты не захотел бы о таком услышать?»

«Я? Вряд ли…» – ответил Роджер тогда. А вот сейчас…

– Ты знаешь, кем был твой отец? – внезапно спросил Роджер. Этот вопрос уже несколько месяцев крутился у него в голове, но он не знал, вправе ли задать его.

Бак ответил ему озадаченным и слегка неприязненным взглядом.

– Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Знаю, конечно. Точнее, знал. Он уже умер. – Лицо Бака скривилось от осознания. – Или…

– Или нет, раз ты еще не родился. Теперь дошло?

Видимо, до Бака и правда дошло. Он вскочил на ноги и уверенно зашагал куда-то. Он отсутствовал минут десять, и Роджер уже успел пожалеть о сказанном, однако Бак наконец-то вернулся из темноты и сел у тлеющего торфа, прижав колени к груди.