— От кого?

— От… от Магды, — собралась Наташа.

Чудовище изобразило улыбку — так скорее всего усмехается сытый крокодил… и любезно махнуло рукой в сторону двери, на которой висела табличка: «Не входить! Убью!» Убийца-маньяк распахнул дверь и проводил Наташу в коридорчик. Темный коридор с одной тусклой лампочкой поворачивал налево, два раза направо и упирался в узкую дверь. Распахнув ее, маньяк пропустил Наташу внутрь, а сам остался снаружи.

Она очутилась в небольшой, но уютной комнате. Внутри так сильно пахло травами, что Наташа задохнулась от аромата свежей мяты, полынника, мелиссы и листьев черной смородины. Потолка не было видно за букетами сухих цветов, а стены закрывали полки с коробками, банками, флаконами, бутылками с этикетками, на которых бисерным почерком были выведены латинские названия.

— Добрый день! — пропищали пледы, накинутые на кресло-качалку.

Наташа вздрогнула и присмотрелась. В кресле, под грудой одеял, сидела маленькая старушка. Короткие ножки не доставали до пола. Сухое личико, обтянутое бледной, морщинистой кожей, украшали очки в виде орлиных крыльев. Сквозь стекла на Наташу с любопытством смотрели близорукие, внимательные глаза.

— Добрый день, — поздоровалась Наташа. — Я от Магды. Мне нужно… — Она запнулась. — Вот. — Она протянула старушке рецепт.

— Та-ак… — читала хозяйка. — Та-ак… Хорошо, то есть плохо.

— Почему плохо? — набралась храбрости Наташа.

— Потому что! — Голос у старушки был звонкий и резкий, как колокольчик. — Вся эта любовь — дело, конечно, приятное, но я уже не одну сотню лет всем доказываю, что магией нужно заниматься на благо всего человечества, а не для своих частных целей. Иначе все становится слишком неопределенным.

— Как это — неопределенным? — Наташа не знала, можно ли доставать старушку вопросами, тем более что где-то там бродил лысый маньяк. Но ей отчего-то страшно хотелось с ней пообщаться.

— Дорого-ой! — гаркнула она так, что у Наташи заложило в ушах.

Сию же секунду объявился тип в зеленых шортах.

— Чай, — приказала старушка.

Неожиданно она вскочила, сбросив все свои пледы, и захлопала в ладоши.

— Чай! Чай! Чай! — веселилась старушка, живенько прыгая в сторону дверей в смежную комнату.

Двери разъехались и открыли тоже небольшую, но уютную гостиную. За картинами в роскошных рамах не было видно стен, а на полотнах изображались растения. Самые разные — от роскошных цветов до иссохшей травы.

— Вот смотри. — Старушка ткнула пальцем в картину с бурым, похожим на репейник растением. — Это корень зависти. Именно его Гизы, родственники Марии Стюарт, подсыпали шотландской королеве. Бедняжка так захотела получить титул английской королевы, а вместо этого заслужила прозвище Кровавая Мэри и была казнена. А вот это, — хозяйка ласково погладила изображение маленьких белых цветиков, — любимое снадобье Казановы. Он случайно обнаружил его и пользовался всю жизнь. Необычайно повышает мужскую силу. А здесь у меня, — старушка указала на черное, будто обгорелое дерево, — самая страшная отрава. Неудержимая жажда власти. Наполеон, Ленин… После смерти Гитлера его сожгли.

Но тут лекцию грубо прервали. Ворвался «дорогой» — с подносом, на котором соседствовали медный чайник, из которого шел дым, и маленький, фарфоровый, с китайской росписью, от которого пахло крепким душистым чаем. Расставив на столе чашки, варенье, печенье и кекс, покрытый глазурью, «дорогой» испарился.

Чай пах сгоревшей проводкой, на вкус напоминал липкую ленту, но действовал как хороший, выдержанный коньяк.

— Люди такие смешные, — заявила старушка. — Пользуются спиртом, чтобы получить удовольствие. Это же чепуха! — воскликнула она. — Спирт существует, чтобы хранить в нем то, что может испортиться. Или же чтобы протирать им серебро. Но никак не для того, чтобы пить! Это примитивно! Чай, чай и только чай!

Наташа послушно отхлебнула еще чаю и ощутила, что пьянеет.

— Вы поосторожнее, — предупредила хозяйка. — Мы всегда крепко завариваем. Да… — задумалась она. — Так вот. Вы не замечали, что когда люди что-то отдают, они всегда, даже нечаянно мечтают о вознаграждении?

— То есть? — моргнула Наташа.

— То есть когда ты чем-то делишься — угощаешь обедом, даришь подарок, советуешь, то всегда рассчитываешь на благодарность или на взаимность. Так? — улыбнулась старушка.

— Допустим, — согласилась Наташа, не понимая, к чему клонит старушенция.

— И очень редко люди дарят что-либо бескорыстно, — продолжала хозяйка. — Например, мать дает жизнь ребенку. Или женщина мечтает подарить счастье мужчине… — Тут старуха так пристально уставилась на нее, что Наташа заподозрила подвох. Она промолчала, а хозяйка закончила мораль: — Любой дар — это потеря для дарящего. Будь готова к потерям, если тебе дорого чужое счастье.

Наташа не стала уточнять, к чему все это было сказано. Решила, что старуха заговаривается, и закатила глаза, показывая, как ее утомила эта беседа.

— Посмотрим огород? — встрепенулась старушка, и не успела Наташа ответить, как хозяйка уже тащила ее за собой.

Они спустились по длинной крутой лестнице, старушка дернула шнурок-выключатель, и Наташа ахнула. Это был не подвал, а парник. На влажных взрыхленных клумбах от подземного ветерка трепетали тысячи растений. Красивые, страшные, колючие, ветвистые… Клумбы уходили неизвестно куда — казалось, подземелье бесконечно.

— Люди думают, что они, — старушка кивнула на грядки, — растут от солнца. Но мои малыши прекрасно себя чувствуют в темноте. Они впитывают энергию глубинных вод… Знаете, какие у них корни? — всполошилась она.

Наташа призналась, что не знает.

— По двадцать, а то и тридцать метров, — гордо сказала хозяйка. — Они насыщаются сыростью, влагой и темнотой. Ах, люди даже не догадываются, сколько силы во тьме! Они только замечают на уровне, как они это называют, — старушка с легким презрением поморщилась, — эмоций, что ночью чувствуют себя по-другому, а некоторые даже ощущают прилив сил.

— А что… гм… такие… ну, которые для зелий… вообще на солнце не растут? — робко спросила Наташа.

— Растут, — строго ответила садовница. — Но не у меня. В этом моя особенность. И делаю я это лучше всех. Мой род занимается этим испокон веков. Подождите, — велела она, достала неизвестно откуда лукошко и пропала среди грядок.

Вернулась минут через двадцать — за это время Наташа измаялась и продрогла.

— Они иногда так капризничают, — с ходу пожаловалась старушка. — Не хотят вылезать — в особенности если дозрели, привыкли. Самое гадкое — разлучать парочки: они так царапаются, по рукам хлещут! Плачут… Вот. — Она протянула Наташе корзинку с аккуратными пучками, каждый из которых был перевязан чистой веревочкой.

Отдав за пучки целое состояние, Наташа поблагодарила хозяйку, улыбнулась привратнику, который уже не казался таким страшным, и вышла на улицу. Она была так возбуждена от новых впечатлений, что пошла куда глаза глядят — как оказалось, совсем не в ту сторону. Развернувшись, Наташа остановилась, закурила и вдруг заметила знакомую фигуру, стоявшую перед дверью в «Продукты». Фигура с точно таким же изумлением, как и Наташа часа два назад, смотрела то на магазин, то на бумажку.