Собственное сердце устроило Эрасту Петровичу штуку, которойон никак не ожидал. Жизнь перевернулась, все незыблемые ценности обернулисьпрахом. Он чувствовал себя вдвое помолодевшим и втрое поглупевшим. Последнее,впрочем, не совсем верно. Рассудок словно бы сбился с установленного курса,утратил целеустремление, однако сохранил всегдашнюю остроту и безжалостнорегистрировал все фазы и повороты болезни.

При этом у Фандорина не было уверенности, что происходящее сним следует считать болезнью. Может быть, он, наоборот, выздоровел?

Вопрос был философский, и ответ на него помог найти лучшийиз философов – Кант. От рождения он был хил, без конца хворал и оченьрасстраивался по этому поводу, пока в один прекрасный день мудрецу не пришла вголову превосходная идея: считать свое болезненное состояние здоровьем.Недомогать – это нормально, печалиться тут нечему, das ist Leben.[1] А если сутра вдруг ничего не болит – это подарок судьбы. И сразу жизнь наполнилась светомрадости.

Также поступил и Фандорин. Перестал топорщиться, сталкиватьразум с сердцем. Любовь так любовь, пусть считается нормальным состоянием души.

Сразу стало чуть легче. По крайней мере, с внутреннимразладом было покончено. У Эраста Петровича и без самоедства хватало поводовдля терзаний.

Воистину тяжкий крест – влюбиться в актрису. Эта мысльпосещала Фандорина по сто раз на дню.

С ней никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Кроме того,что в следующий миг она будет не такой, как в предыдущий. То холодная, тострастная, то фальшивая, то искренняя, то прильнет, то оттолкнет! Первая фазаотношений, длившаяся всего несколько дней, заставила его думать, что Элиза,невзирая на актерскую манерность, все-таки обыкновенная, живая женщина. Но какобъяснить то, что произошло в Сверчковом переулке? Он был, этот взрыввсесокрушающей страсти, или примерещился? Разве бывает, чтобы женщина самабросалась в объятья, а потом убегала прочь – да не просто, а с ужасом, даже сотвращением? Что он сделал не так? О, как дорого заплатил бы Эраст Петрович,чтобы получить ответ на мучающий его вопрос. Гордость не позволяла. Оказаться вжалкой роли просителя, выясняльщика отношений? Никогда!

В общем, и так понятно. Вопрос-то риторический.

Элиза в первую очередь актриса, а женщина – во вторую.Профессиональная чаровница, которой необходимы сильные эффекты, надлом,болезненные страсти. Внезапный перепад в ее поведении имеет двойную природу:во-первых, она испугалась серьезных отношений и не хочет потерять свою свободу,а во-вторых, конечно же, хочет таким образом покрепче посадить его на крючок.Подобная парадоксальность устремлений естественна для женщины лицедейскогосословия.

Он же стреляный воробей, всякие штучки повидал, в том числеи вечную женскую игру в кошки-мышки. Притом в более искусном исполнении. Внауке привязывать к себе мужчин европейской актрисе далеко до опытной японскойкуртизанки, владеющей дзёдзюцу, «мастерством страсти».

Но, отлично понимая эту немудрящую игру, он тем не менееподдавался ей и страдал, страдал по-настоящему. Самоувещевания и логика невыручали.

И тогда Эраст Петрович стал себя убеждать, что ему оченьповезло. Есть глупая поговорка «полюбить – так королеву», но королева – ерунда,это и не женщина вовсе, а ходячий церемониал. Если уж влюбляться, то в великуюактрису.

Она олицетворяет вечно ускользающую красоту югэна. Это неодна женщина, а десять, двадцать: и Джульетта, и принцесса Греза, и Офелия, иОрлеанская Дева, и Маргарита Готье. Покорить сердце великой актрисы оченьтрудно, почти невозможно, но если все же удастся – это как завоевать любовьвсех героинь разом. Если и не завоюешь, все равно: ты будто любишь разом самыхлучших женщин мира. Борьбе за взаимность придется посвятить всю жизнь. Ведь, дажеесли одержишь победу, она никогда не станет окончательной. Расслабленности ипокоя не будет, но кто сказал, что это плохо? Настоящая жизнь и есть этотвечный трепет, а вовсе не стены, которые он вокруг себя понастроил, когда решилправильно стариться.

После разрыва, лишив себя возможности видеть Элизу, он частовспоминал одну беседу с ней. Ах, как хорошо они разговаривали в тот короткий,счастливый период! Помнится, он спросил ее: что означает быть актрисой? И онаответила.

«Я вам скажу, что такое быть актрисой. Постоянно испытыватьголод – безысходный, ненасытимый! Он так огромен, что его не способен утолитьникто, как бы сильно меня ни любили. Мне всегда будет мало любви одногомужчины. Мне нужна любовь всего мира – всех мужчин, и всех стариков, и всехдетей, и всех лошадей, кошек, собак, и, что самое трудное, еще любовь всехженщин или хотя бы большинства из них. Я смотрю на официанта в ресторане иулыбаюсь ему так, чтобы он меня полюбил. Глажу собаку и прошу ее: полюби меня.Вхожу в залу, полную людей, и думаю: „Вот я, любите меня!“ Я самый несчастный исамый счастливый человек на свете. Самый несчастный – потому что невозможнобыть любимой всеми. Самый счастливый – потому что живу в постоянном ожидании,как влюбленная перед свиданием. Эта сладко подсасывающая мука и есть моесчастье…»

В тот миг она говорила на пределе доступной ей искренности.

Или то был монолог из какой-нибудь пьесы?

Чувства чувствами, а дело делом. Превратности любви недолжны мешать расследованию. То есть мешать-то они безусловно мешали,периодически взвихряя и замутняя ясность дедукции, но от розыскных действийФандорина не отвлекали. Гадюка в корзине с цветами – злодейство скорееопереточного толка, а вот умышленное убийство – это не шутки. Тревога залюбимую и, в конце концов, общественный долг требовали изобличить коварногопреступника. Московская полиция вольна приходить к любым выводам (о еепрофессиональных способностях Эраст Петрович был невысокого мнения), но лично унего не вызывало сомнений, что Смарагдова отравили.

Открылось это в первый же вечер, во время ночного визита втеатр. Не то чтобы Фандорин сразу заподозрил во внезапном самоубийстве премьеранеладное – вовсе нет. Но поскольку в непосредственной близости от Элизы вновьпроизошло нечто зловещее и труднообъяснимое, надо было разобраться.

Что же выяснилось?

Актер задержался в театре, поскольку у него была назначенакакая-то встреча. Это раз.

Пребывал в чудесном расположении духа, что странно длябудущего самоубийцы. Это два.

Третье. Кубок, из которого, согласно полицейскомузаключению, Смарагдов добровольно испил яд, следователь, естественно, забрал ссобой. Однако на полированной поверхности стола просматривались следы двухкубков. Итак, неведомый гость у актера все-таки побывал, и они пили вино.