Зато появился Лука.

Заглянул в комнату. Хмыкнул. И сказал:

- Джонни обещался быть. Пока прикройте тут.

- Как понимаю, разрешение на похороны быстро не получить?

- Не раньше, чем закончим вскрытие, - Лука взял Милдред за руку. Детский жест, а ей стало легче. Она вцепилась в грубые его пальцы и задышала ртом, силясь избавиться от той силы, что давила на плечи. – Извините.

- И вы тоже, - Эшби поклонился. – Я буду настаивать на проведении независимой экспертизы.

- Ваше право.

Лука запер дверь и ключ Нику не вернул. И наверное, это было правильно. И наверное, у Эшби найдется другой, а потому было бы разумно остаться здесь, у двери, хотя бы до тех пор, пока не пришлют кого-то на подмену.

А пришлют.

Но Лука тянет за собой, и Милдред идет. Она почти падает, зацепившись за порог, и комната кружится, кружится, многочисленные драконы слетаются, чтобы взглянуть на нее. Милдред хочется кричать, но вместо этого она лишь смотрит в желтые круглые глаза, удивляясь, что драконы видят ее такой.

Не драконы.

Стервятники.

Они в светлом небе нарезают круги. И с каждым спускаются ниже. И еще ниже. Скоро они убедятся, что опасности не существует. Что человек, вывалившийся из машины мертв, а значит, неплохая добыча. Милдред вот жива, но это ненадолго.

Дышать.

И боль то накатывает, то отпускает. Когда накатывает, не остается ничего, кроме нее. А потом возвращается способность дышать.

Говорить.

Звать на помощь. Голос сорван. Под руками – стеклянное крошево. Стекла забрались под блузку и раздирают разодранную плоть Милдред. Надо собраться.

Надо выбраться.

- Милли… Милли… - этот голос доносится откуда-то сбоку. – Господи, ты жива!  Ты жива…

Милдред поворачивает голову.

Элли?

Здесь?

Конечно, здесь. Стоит. Крутит головой, явно не понимая, где находится. Вот ее сгибает пополам, вот выворачивает прямо на дорогу.

И она, не удержавшись, падает на четвереньки.

Она блюет долго, кажется, целую вечность, но стервятники поднимаются чуть выше.

- Я… я сейчас… - Элли ползет на четвереньках, явно не уверенная, сможет ли вообще встать на ноги. Она добирается до дверцы и дергает ту, но бесполезно. Дверь заклинило. А в машине пахнет кровью. – Милли… руку… дай мне руку… я помогу. Кто-нибудь!

Этот голос летит над пустыней, но в ответ – тишина. И да, стервятники поднимаются выше.

Нет.

Это не память, это воображение. Милдред, находясь в машине, не могла видеть стервятников. А значит… значит, все было не так.

Как?

Память хрустит, что стекло под руками. И боль возвращается.

Элли… да… ее выбросило через дверцу, но удачно. А может, набравшись наркоты, она просто не ощущала боли. Ее действительно выворачивало.

…пончиками.

Целый пакет пончиков.

И сладкие пальцы.

Пудра тает в жиру, и Элли сует пальцы своему приятелю. Она хохочет… за мгновенье до того, как машина слетает на обочину, Элли задыхается от смеха. И дергает дверцу… и кажется, та, старая, вываливается… а потом…

…момент катастрофы почти стерт. Слишком все быстро и больно. И Милдред никак не может помнить хруст, с которым рулевое колесо впечаталось в грудину Дэвида.

Или грудина в колесо.

Прочь.

Она умеет работать с памятью. Она так долго училась и все ради этого момента. Дальше. Катастрофа не так важна. Элли… она жива. Она передвигается на четвереньках и скулит. Дергает дверь. А когда не выходит, выбивает остатки стекла локтем. Плачет, но бьет. Она пролезает, чтобы вцепиться в Милдред.

- Ну же, Милли, помоги мне… я не справлюсь сама! Неужели ты не понимаешь, что я не справлюсь! – она дергает Милдред, и той, одуревшей от боли, не понимающей, что происходит, не остается ничего, кроме как подчиниться.

Именно так.

Все удивлялись, как у Милдред хватило сил выбраться. А она не выбиралась. Ее вытащили.

Элли.

Отлично.

Дальше.

Память покорна. Она готова солгать, нарисовать и стервятников, и Дэвида, которого Элли вытащила на дорогу. Откуда только силы взялись? Она готова сделать что угодно, но Милдред нужна лишь правда.

Немного правды.

- Сейчас… - Элли размазывает по лицу грязь и кровь. – Сейчас… я пойду… я позову на помощь…

- Нет, - Милдред не хочет ее отпускать, будто предчувствует беду.

Память, она такая.

Не отвлекаться.

Кто заметил облако пыли? Или и вправду стервятники.

- Машина! – Элли вскочила. – Слышишь? Кто-то едет, Милли… я сейчас…

Ее не удержать. Она оживает, уже почти поверив, будто спасена. Она бежит, то есть, ей кажется, что бежит, но на самом деле идет, спотыкаясь, с трудом удерживаясь на ногах. Она машет руками. Кричит.

И машина останавливается.

Обыкновенный  зеленый пикап, который весьма обычен для этих краев. Милдред помнит острый запах бензина. И голос Элли, которая говорила что-то…

- Конечно…

…и этот голос тоже.

Скрип камней под ногами.

Элли вдруг замолкает, а мужчина, которого никак не получается разглядеть, становится между солнцем и Милдред.

- Уберешь здесь, - говорит  он кому-то. – Эта? Нет… не то, совсем не то… запомни, мальчик мой, результат во многом зависит от качества исходного материала. Будь добр, позаботься, чтобы их в конечном итоге нашли, но не здесь. И не слишком рано.

Он присаживается.

И жесткие пальцы сминают щеки Милдред.

- Впрочем… можно и рано… говорят, женщины куда более выносливы, чем мужчины. Вот и проверим. Проблемы? Нет… ты ведь не доставишь проблем, девочка? Смотри на меня. Вот так смотри…

И солнце покатилось с небосвода, затопило Милдред светом, ярким, как глаза дракона.

Томас коснулся колонны.

Холодная.

Драконы остались и трещины тоже. А розы исчезли. Он бы попробовал их коснуться, проверяя то ли легенду, то ли это безумное предположение.

Он Эшби?

Он, Томас Хендриксон, на самом деле Эшби?

Быть того не может. Или… все-таки? Он ведь почти вспомнил ту ночь, почти понял, что произошло, но отступил. Слишком рано.

Слишком…

- Явился? – Лука был мрачнее обычного.

И страшнее.